Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук

— А следует то, что личные встречи иногда по году, по два, по пять лет и то не гарантируют счастливого брака. А тут — через газету. Блажь это! Просто мы сегодня разленились до такой степени что уже и в постель приглашаем через газету. Все остальное у нас есть: баня — в квартире, уборная — в квартире, за водой, или, как говорят, по воду, никуда ходить не надо, дров запасать не надо. Я это называю одним словом — рассолдатились. Сегодня мы так напугали друг друга всевозможными стрессами, перегрузками, что боимся с девушкой познакомиться. Мол, вдруг она пощечину залепит, а мне переживать потом, мучиться. Куда проще: дал объявление в газету и жди почтовых извещений. Ну не прав я?

— Скажите, Игорь, а у вас есть девушка? — Оля и сама не ожидала, что задаст этот вопрос. Вырвался почему-то.

— Навалом, — беззаботно ответил он и согнулся над телевизором.

— Вот не подумала бы, хвастунишка несчастный!

— Не верите? Заходите к нам в общежитие. Десяток — гарантирую.

— Это за что десятку? — Нина Васильевна открыла дверь кухни и, дав возможность пройти вперед Курске, продолжала — Прекратите эти поборы, а то я снова вашему начальству…

— Мама, — вмешалась Оля, — ты совсем не в ту степь. Мы о другом говорили.

— В таком случае, извините, — легко отозвалась Нина Васильевна. — Куреке, быть может, вас проводить?

— Рахмет, Нина Васильевна, — поблагодарил старик. — И хотел бы дочке еще два слова сказать. Можно?

— Садитесь, пожалуйста.

— У нас, дочка, есть такой обычай. Замечательный старинный обычай. Когда у молодых рождается первый ребенок, то они отдают его родителям мужа. Какой хороший обычай, правда?

Воцарилась пауза, потому что Оля не находила слов для ответа. Смущаясь, сказала первое, что пришло на ум:

— Ничего себе обычай…

― Мудрый обычай! — с нажимом подтвердил Куреке. — Ребенка они отдают родителям мужа на воспитание. Сами они еще молоды, им надо в гости ходить, учиться, работать — тяжело. А старикам зато радость. Для них это самый дорогой человек. И знаешь, дочка, я сам видел — молодеют старики, как родившая женщина. Болеть им нельзя, умирать им нельзя, им надо много сил, чтобы вырастить молодое деревце. Ну а других детей молодые воспитывают сами. Мы помогаем, а они воспитывают. Ты придешь к нам, дочка?

— Н-не знаю, — боясь обидеть отказом, пожала плечами Оля.

— Я не тороплю. Но приходи, дочка. До свиданья. Коп рахмет!

Куреке поднялся, заложил руку за спину и, поддерживаемый Ниной Васильевной, удалился.

― Ничего себе обычай, — задумчиво повторила Оля.

— Это кто — жених? — не скрывая сарказма, поинтересовался телемастер.

— Ага. Один из женихов. Вот думаю: дать согласие или нет?

― Конечно, давайте, — нарочито бодряческим тоном подсказал Игорь. — Притом он такая знаменитость!

— Откуда вы знаете?

― Сразу видно, — Игорь вскинул руки, показывая, неужели, дескать, это объяснять надо.

— А знаете, Игорь, — не приняла шутку Оля, — я, пожалуй, соглашусь.

— Поздравляю! Наконец-то и вы нашли своего Ромео.

IV

Оля идет по улице. И странное дело: встречные мужчины галантно приподнимают шляпы, женщины завистливо смотрят вслед. «Что бы это значило? Ах, да! — неожиданно прозревает Оля. — Ведь сегодня в «Вечерке» опубликовали мой портрет». «Пятьсот женихов Оли К.», — сообщила газета, потрясенная лихим рекордом. Профессора и домоуправы, инженеры и студенты, военнослужащие и просто служащие и, по слухам, сам директор мебельного магазина предложили ей руку и сердце. И сейчас Оля шла па стадион «Динамо», где собрались все кандидаты в женихи.

Стадион гудел. Со стадиона волнами доносились запахи роз, калл, сирени, гвоздик, пионов и прочих дивных растений, отличающихся от своих съедобных собратьев некрасивыми ценами. Тут Оля услышала голос мамы, которая сидела посреди футбольного поля у микрофона и мягким голосом предупреждала: «Прошу не горланить! Оля всегда опаздывает». Когда Оля, пройдя через какой-то мрачный тоннель, вынырнула у края поля, мужчины как по команде встали. Оля, придерживая правой рукой сумочку, на все четыре стороны продемонстрировала изящный книксен. Потом подошла к маме и села рядом.

— Кворум, дочка, есть, — сказала Нина Васильевна, — надо только утвердить регламент. Какие будут предложения? — спросила она в микрофон.

— Утвердить! Утвердить! — загудели на трибунах.

— Значит, так, Оля, — зажав рукой головку микрофона, предупредила Нина Васильевна, — женихи пойдут по алфавиту. — И на весь стадион — Буква «а», подготовились.

Женихи ручейками полились с трибун и через две-три минуты по ранжиру вытянулись на беговой дорожке. Оля зябко повела плечами: какие они все-таки разные, эти мужчины! Пузатые и поджарые, гривастые и лысые, длинные и маломерки, носатые и нет, и… впрочем, что ни жених, то индивидуальность. В это время какой-то ветхий кавалер шага на два выпал из строя. Имитируя кулачные удары в грудь, он выкрикнул:

― Ольга, смотри сюды. Я дохтур, глазник.

— Надо говорить: окулист, — строго поправила Оля. Ветхий кавалер не согласился:

— Окулисты — они кто? Нищие. А я глазник. Станем мази готовить, заговаривать научу.