Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук

Оля уловила растерянность в голосе матери. Она повернула голову и увидела, как чья-то нога с трудом преодолела порог, а потом появился и ее владелец: сухой смуглый старик с клинообразной седой бородкой. Из-под белых бровей неожиданно светились молодые глаза. Он подал Нине Васильевне руку и сказал:

— Здравствуйте, уважаемая хозяйка. Как ваше здоровье?

― Спасибо, пока не жалуюсь.

― Здоровы ли дети? — мелкими шажками подходя к Оле и подавая ей руку, спросил он. — Вижу, дочка, по глазам, что ты здорова и приветлива.

― Садитесь, пожалуйста. — Оля пододвинула стул. ― Спасибо, дочка. — Гость сел, осваиваясь посмотрел по сторонам и лишь потом заговорил: — Думаю, что уважаемые хозяйки удивляются: зачем это, скажут, старый Курмантай Джаксыгельдинович…

— Ой, батюшки! — всплеснула руками Нина Васильевна.

— Понимаю, хозяйка, — кивнул головой Курмантай Джаксыгельдинович, — что трудно будет со мной разговаривать. У нас, у казахов, принято к пожилому человеку обращаться так: если он Абильмажин — зови его Абике, если Сапаргали — Саке, если Курмантай, как меня, зови Куреке.

— Ку-ре-ке, — улыбнулась Оля. — Дядюшка Куреке.

— Видишь, как просто. Но если человек неуважительный, глухой к старшим, он может глупость сказать. — Глаза Куреке озорно блеснули. — Знаешь, как мне однажды сказали? Дедушка Кукарек. А я ему говорю: почему Кука-рек? Я ведь не петух.

Гость, судя по всему, любил над собой подтрунивать и был доволен, когда его шутки вызывали смех.

— Веселый вы человек, дядюшка Куреке, — сказала Оля и поняла, что ей удалось начисто прогнать горечь от предыдущего визита.

— Ты сейчас будешь смеяться, дочка, когда узнаешь, зачем я пришел.

— Я думаю, что вы агитатор.

— Ошибаешься, дочка. — Из домоуправления?

Куреке издал цыкающий звук, который на всех языках мира обозначал бы «нет».

— Тогда… — ей не хотелось в это верить, потому что старик ей был очень симпатичен.

— Ты объявление писала в газету? — спросил Куреке.

— Да-к вы что — жених? — не очень приветливо спросила Оля.

— Я не жених, — ответил он и, чтобы весомей прозвучала следующая фраза, сделал паузу. И потом — Но я пришел за невестой.

― Какая чепуха!

— Не торопись, дочка. Это не чепуха. Я пришел за невестой для моего сына.

— Час от часу не легче. А где сам жених? Почему он не пришел?

Старик вдруг потупился, морщинистой рукой стал разглаживать скатерть и, наконец, собравшись с мыслями, глухо проговорил:

Ты не обижайся, дочка, на Куреке. Я всегда говорил правду. И я сейчас скажу правду. Он у… жены.

— У какой жены? — в два голоса спросили Нина Васильевна и Оля.

У своей жены. Оля ладонью ударила по столу и вскочила с дивана.

― Да-к какого же… Мама, я скоро чокнусь с этими женихами! Разбирайся с ними сама! Все! — И Оля стремглав выскочила на кухню.

― Как нехорошо получилось, — сказала Нина Васильевна, и нельзя было понять, кого она осуждает.

― Нехорошо, — сразу согласился Куреке. — Вас, простите…

― Нина Васильевна.

― Рахмет. Горе у меня, Нина Васильевна. Большое горе. Было у меня четыре сына. Джигиты. Двое погибли на фронте. Нурлан умер мальчиком. И вот остался один сын. Тридцать шесть лет ему. Жена у него есть. А беда у них такая, что нету детей. Двенадцать лет нету и, врачи сказали, не будет. Как же так: мне умирать скоро, а я не видел внуков. Чем прогневал я аллаха?.. Да, Нина Васильевна, чуть не забыл! Ваша дочка знакома с моим Адильбеком. Они на пароходе за границу ездили. И фотокарточка у него есть. Других фотокарточек нет, а вашей дочки есть. Почему бы это, а?

― Кто их разберет, нынешнюю молодежь?!

― Это ваша дочка молодая. А у моего сына и седые волосы появились. Да вы, может, его знаете. Он большим начальником в районе работает. Начальник, а детей нет.

― И все-таки странно, Куреке: почему он сам не пришел?

— Гордый он.

― Ой ли? — усмехнулась Нина Васильевна.

Куреке внимательно посмотрел на хозяйку и покачал головой.

― Умный вы человек, Нина Васильевна! — просто сказал он. — Когда Адильбек прочитал газету, он не поверил, что ваша дочка написала туда. Она, говорит, и без газеты каждый день женихам отказывает. Иди, говорит, отец, узнай она ли это. Вот я и пришел. Приветливая у тебя дочка, Нина Васильевна. Хорошей матерью и хозяйкой будет. Мамина дочка.

— Мамина дочка, — задумчиво повторила Нина Васильевна, отгоняя случайно забредшие воспоминания.

― Я что хочу сказать, — почему-то громче обычного сказал Куреке, — нет у них в семье уважения друг к другу. Чужие они. А без детей совсем чужие,

— Ну и развелись бы, зачем мучиться?

— И я так говорю. Но у них, у начальников, какой-то обычай непонятный.

― Интересно, что за обычай?

― Если муж уйдет от жены, то его с работы прогоняют. А если жена уйдет от мужа, то его опять с работы прогоняют.

— Неужели?

― Мне Адильбек сам рассказывал. Говорит, если муж уходит, то он распутник, а если, говорит, она уйдет, то какой же ты начальник, если даже собственная жена тебя не уважает и уходит к другому мужчине. Вот так у них, Нина Васильевна.

― Не приведи господь быть таким начальником!