Ради тебя

Поморщившись, сладко потянулась, промычала что-то в ответ и вновь уткнулась носом в подушку. Расслабленность все еще бродила по телу, мышцы были налиты приятной тяжестью, а тупая боль на удивление чувствовалась в тех местах, о которых я и не подозревала, что они вообще могут болеть.

– Сладкая, открой глаза, – прошептал Ян мне в ушко, отчего по телу тут же пробежала чувственная дрожь.

Ян подарил мне прошлую ночь, всецело искупав во всевозможных ласках, как и обещал. Полностью изможденные, мы заснули под утро, если мне не изменяет память, когда за окном уже светало. Скорее даже Ян позволил мне уснуть, потому как он определенно был неутомим, что вызывало во мне смех и удивление. Настолько усталой и одновременно бесстыдно счастливой я себя никогда еще чувствовала. Исчезли сомнения, страхи, мысли о туманном будущем. Мозг словно отключился, отказываясь продумывать альтернативные сценарии того, что непременно накроет нас с Кенгерлинским дальше. Жестокой реальности.

Пускай мы с Яном совершенно разные и эта короткая сказка все равно скоро закончится, но я позволила себе ночью окунуться в нее с головой. Быть здесь и сейчас, наплевав на последствия. А с наступлением утра необходимо было возвращаться обратно и забыть про сказку, поэтому просыпаться мне очень не хотелось.

– М-м-м… – пробубнила я, нехотя приоткрывая один глаз.

Лицо Яна осветилось улыбкой:

– Привет, соня, – подмигнул он.

– Привет.

– Не смог удержаться и решил разбудить. Я уже соскучился. – Ян чмокнул меня в нос.

– Хмм? – с ленцой потянулась я, про себя отмечая, что непривычная сладкая боль в мышцах мне даже нравится. – Сколько я проспала?

Спросонья голос не слушался и был немного сиплым. А может быть, все дело было в том, что голосовые связки не потерпели такой нагрузки, какой я обеспечила их ночью, вот и капризничали. В любом случае захотелось что-нибудь выпить, чтобы смочить саднящее горло.

– Крайне мало, если судить со стороны физиологии, но непозволительно много для испытаний моего терпения.

– Эгоист, – проворчала я.

Хотелось проявить вредность, урезонить Яна и надавить на его совесть, указав на то, что если будет и дальше так истязать меня близостью, то вскоре сведет в могилу. Но, во-первых, нельзя надавить на то, чего в помине не существует, а во-вторых, если не кривить душой, хотя бы перед собой, мне был приятен подобный эгоизм Кенгерлинского.

– Не отрицаю, – Ян повинно склонил голову, не упустив момента повторно чмокнуть меня в нос. – Но я обязательно искуплю свою вину, детка.

Я хмыкнула, заворочалась, а Ян будто прочитал мои мысли и, взбив подушки, помог сесть. Не могла избавиться от глупой улыбки, что словно приклеилась к моему лицу, злясь на себя за это непонятное чувство счастья. Кенгерлинский в точности копировал мою мимику, также расплываясь в улыбке, поэтому мое раздражение почти мгновенно схлынуло.

Только я собралась хоть как-то прокомментировать произошедшее между нами, как Ян подошел к столу и вернулся к кровати с подносом в руках. Как ни в чем не бывало, он поставил его мне на колени, чтобы я смогла разглядеть две чашки кофе, ароматные булочки и джем. Что-либо говорить расхотелось, дар речи пропал мгновенно. Чего-чего, а такого поворота событий я точно не ожидала!

Не то чтобы я вообще не предполагала, что мужчина способен принести завтрак в постель. Нет. Предполагала, конечно. Да и в слезливых мелодрамах такой ход частенько показывают. Но ряд поправок, которые я прекрасно осознавала, как раз и лишил меня дара речи, пока любовалась на поднос с едой.

Мы не в фильме. И обольщаться, что после фантастического секса Ян начнет строить из себя не партнера на ночь, а моего суженого, совершенно не собиралась. Лишние иллюзии грозили перейти в горькие слезы разочарования и сердечную боль, чего мне и так всегда хватало с головой. Лимит душевной боли был исчерпан, поэтому рисковать переполнить и так почти полную чашу, не собиралась.

К тому же Кенгерлинский, я была уверена, не относился к ряду тех мужчин, что ухаживали за девушкой после того, как добивались желаемого. Скорее, такие как он, действовали наоборот, радовали вниманием до секса, когда объект сладострастия еще нуждался в активном окучивании, дабы не слез с крючка и раздвинул ноги в необходимый момент.

Я была готова к тому, что после того, как Ян утолит свой чувственный голод, он спокойно укажет мне на дверь, нацепит маску холодности, отвесит, для убедительности, парочку избитых, пошлых шуточек или колких фраз. Ничего удивительного, что я ожидала от него привычного поведения. Ведь люди не умеют меняться мгновенно, и хоть меня непреодолимо тянуло к Кенгерлинскому, я знала, что кроме похоти, он ко мне ничего не испытывает. Такие, как он просто не способны на нежность и длительные отношения. Это противоестественно его настоящей натуре.