Ради тебя

Кенгерлинский стоял на месте, словно застывшая статуя и мысленно заставлял себя не дергаться, чтобы не выказать отвращения. Наверное, такая реакция была бы Адисе очень неприятна, если не сказать, что унизительна. Хотя когда это Яна стали заботить чувства других? Завтрак подступил к его горлу отвратительной волной.

– Я Илья, – мужчина в приветствии протянул руку.

– Чувак, ты же не думаешь, что я буду жать руку, когда не знаю, что она пару минут ранее сжимала до этого? – Ян скривился. – Без обид.

– Без обид, – с готовностью опустил руку Илья, отступив обратно вглубь комнаты.

На его лице все еще играла улыбка, но она неуловимо изменилась. Стала жестче.

Ян узнал эту гримасу. Он также смотрел на своих будущих жертв, пряча истинные намерения за маской фальшивого добродушия.

– Черт. Ян, все совершенно не так! – вскричал Адиса, заламывая руки.

Он точно вышел из ступора, но выглядел настолько растерянно, что Кенгерлинский даже испытал к нему некое подобие жалости. Где-то глубокого внутри. Очень глубоко.

– Да? – иронично заметил Ян. – Насколько именно не так?

Адиса нервным жестом утер лицо, потом взвыл и вернул руки на место, прикрываясь.

– В общем, неважно, – Ян пожал плечами. – Простите, ребятки, не хотел вам сломать всю малину. Не отвлекайтесь и продолжайте с того момента, где остановились. А я удаляюсь также тихо, как и появился.

Он закрыл дверь и пошел в сторону лестницы. Шаги и движения были резкими, а в голове стоял сплошной туман. Ян отказывался верить тому, что показали его глаза. Такого просто не могло быть на самом деле!

– Ян! – отчаянный возглас Адисы ударился ему в спину. – Постой!

А, нет. Могло. И было на самом деле.

Черт!

Ян не обернулся.

Пройдя мимо пункта охраны на улицу, он на несколько секунд остановился и глубоко вдохнул свежий утренний воздух, чтобы вернуть себе хотя бы подобие равновесия. После быстро сел на байк и выехал за территорию Подолки, точно за ним черти гнались. Даже когда Ян влился в общий поток машин на центральном шоссе, он все еще не мог справиться с потрясением. А также разобраться, что именно его шокировало больше всего. То, что его лучший друг оказался с нетрадиционными сексуальными аппетитами и за столько лет близкого общения сам Ян ни о чем таком не догадывался или же то, что любовник Адисы был почти, как две капли воды похож на него самого.

Даже Кенгерлинский не мог отметать очевидные вещи.

Эта схожесть с Ильей ему ужасно не понравилась. Сам факт, что Адиса развлекался таким извращенным образом с мужиком, напоминающим Яна, приводила его в ярость и одновременно ставила в тупик. Мысленно он был способен найти сотню причин данному явлению, еще сотню догадок, почему так произошло и какие последствия будут в итоге, но… Кенгерлинский просто не хотел об этом думать. Он намеренно ставил ментальный блок, останавливая собственные мысли. Иначе все эти размышления могли поглотить его полностью, пока Ян не дошел бы до единственно верной причины произошедшего, положив этими знаниями конец дружбе.

Как бы странно не прозвучало, но Кенгерлинский не хотел терять друга.

У него вообще никогда не было друзей. Как-то не получалось сближаться с людьми, когда ты можешь предугадывать день их смерти, а после сам же, возможно, и придешь сопроводить души. Да и особо не хотелось, чтобы кто-то знал о твоих слабостях, суждениях и планах. Ян привык играть в одиночку. Ему даже это нравилось.

Никто не мешает.

Никто не переживает.

Никто не заботится.

Никто не ждет.

Никто не придет на помощь.

Эти постулаты не раз спасали его от роковых ошибок. Ян привык полагаться только на самого себя. Никто же не мог знать о нем больше, чем он сам. Делиться знаниями, особенно личного характера, он также не привык.

Ни к кому не привязывайся, ни о ком не заботься и ни о чем не пожалеешь, – такое поведение делало жизнь Яна намного легче.

Он не знал, что такое дружба.

До того момента, как в его жизнь не ворвался странный психиатр с нераскрытыми способностями эмпата. Это столкновение тогда казалось Яну ничем иным, как очередной насмешкой судьбы.

Да и как он мог думать иначе при тех обстоятельствах? Ян, изувеченный своим долгом, погребенный усталостью от груза, что должен нести вечность, оказался наедине с психами. Именно там, где долгое время мечтал познать наказание за все, что успел натворить. Именно там, где заслуживал быть, раз уж дорога в ад ему была заказана. И вдруг, его благородно решили спасти, вернув здравость рассудка. И кто? Доктор с экзотической внешностью, силой, что дремала внутри и твердой убежденностью осчастливить своим альтруизмом, как минимум весь мир. Мало того, что Ян не просил о помощи, так его мнения в этом вопросе вообще никто не слушал!

Этот симбиоз, как оказалось позже, принес больше пользы, чем вреда. Кенгерлинский научился умело заглушать голос вины, что мучил его десятилетиями, пока тот вовсе не исчез. А Узома познал свои способности, как эмпата и прошел ускоренный курс обучения у жнецов.

Ян мог с чистой совестью признать, что они оба получили выгоду из этой дружбы.