Ради тебя

— Охотно посвящу вас, — едва заметно скривил безупречные губы муж. — Это уже ни для кого не секрет, все газеты трубят, что само по себе возмутительно. Где же? «…похороны всеми уважаемого…» Уважаемого! — возмущённо фыркнул Арьере. — «… достойные люди… проститься… трогательную речь произнёс…» Да, вот! — супруг перегнул уже сложенную страницу ещё раз, отчеркнув ногтем строчку. — «Некоторую пикантность траурному мероприятию придало неожиданное появление господина Карта Крайта, командира нашей доблестной Золотой эскадрильи, блестящего офицера и, несомненно, бесстрашного героя. Неожиданным сие появление стало, прежде всего, для наследницы почившего Крайта, госпожи Арьере. По крайней мере, выше озвученная дама выглядела куда растеряннее, чем остальные гости». И как вам?

— Выспренно, напыщенно и безграмотно, — согласилась Тиль.

— Вас возмущает только это? — аккуратно приподнял брови муж. — Что ж, продолжим. «Для наших многоуважаемых читателей, подзабывших подробности скандальной истории или не следивших ранее за светскими новостями, напомним некоторые моменты. Примерно десять лет тому назад, весной (а когда же ещё, мой любезный читатель?) господин Карт Крайт, тогда ещё не герой и даже не офицер, а всего лишь выпускник кадетского корпуса, и госпожа Тильда Крайт, свободная слушательница курсов при королевской академии, официально объявили о помолвке. Это, несомненно, радостное, событие осталось бы незамеченным широкой публикой, кабы не капиталы ныне покойного господина Крайта. И не слишком юный возраст его воспитанницы и — на минуточку! — наследницы, которую близкие нежно именовали Тиль. На момент помолвки деве едва исполнилось шестнадцать лет, жениху же сравнялось двадцать. Конечно, свет видел и более неравные браки, и гораздо более молодых невест, но… Мудрые говорят, что дыма без огня не бывает. А о тогдашнем интересном положении госпожи Крайт не шептались только рыбы в реке и то лишь потому, что Небо отобрало у них способность к связной речи».

Господин Арьере, придержав газету ладонью, глянул на супругу исподлобья.

— Вы прекрасно знаете, что последнее откровенное враньё, — пояснила Тиль. — Кажется, я это наглядно продемонстрировала в первую брачную ночь.

— Порой вы бываете чудовищно вульгарны, — процедил муж. — Но это ещё не всё, слушайте дальше. «Трагедия разыгралась неожиданно для всех, но в полном согласии с канонами жанра. Опекун вёл счастливую невесту к алтарю, многочисленные гости (весьма знатные и именитые, смею заметить) вытирали платочками счастливые слёзы. И в этот миг… Жених, ни слова не говоря, демонстративно покинул храм!»

— И чего вы от меня ждёте? — спокойно поинтересовалась Тиль, подперев ладонью подбородок.

— Как вы позволили полоскать наше имя? — не слишком правдоподобно возмутился супруг, брезгливо отшвырнув газету. — Как вы позволили этой истории снова всплыть?

— А как я могла не позволить? Запереть всех журналистов в подвале, руки им переломать?

— Ну, знаете!..

— Дорогой, вы переживаете из-за пустяков, — Тиль перегнулась через подлокотник, нежно погладив сопящего разгневанным драконом мужа по плечу. — Поговорят и забудут, тем более что этой истории столько лет. Новых поводов для скандала я не давала, уверяю вас. С господином Крайтом едва парой слов перекинулась. Это всё, клянусь. А сейчас давайте ложиться. Время позднее и я действительно очень устала.

Арьере не ответил, зато нахмурился, отвернулся.

— Ну, как вам угодно, — вздохнула Тиль, вставая. — Спокойной ночи.

— Что же тогда всё-таки произошло? — спросил муж, когда супруга почти уже вышла из комнаты — она была уверена, что вообще не спросит, но, видимо, любопытство оказалось куда сильнее норм приличий.

— Я не знаю, — вполне искренне ответила Тильда. — Уже говорила вам и не раз: мы с ним больше не виделись, а на письма господин Крайт не отвечал.

— А сегодня вы не спросили?

— А сегодня о таком спрашивать уже поздно. Сладких снов.

Тиль вышла, аккуратно закрыв за собой дверь и, подобрав подол, почти побежала к спальне. Хотя, наверное, эта предосторожность была совсем уж лишней. Господин Арьере никогда не возмущался настолько, чтобы останавливать жену, когда ей приходила блажь удрать, или — не дай Небо! — гоняться за ней по коридорам.

* * *

Пятнадцать лет назад

Карету немилосердно трясло и раскачивало, а ещё сильно пахло навозом и пылью, казалось, даже старые сиденья с истёртой до льняной основы обивкой немилосердно воняют. Да ещё и за окошком ничего интересного: ровные, как стол, серо-зелёные поля тянулись до горизонта, до самого застиранного хмурого неба. Поначалу живые изгороди в белых звёздочках неведомых цветов, развлекали, но они тянулись так же уныло, как и поля и от одного вида кустов начало подташнивать. Да ещё голова разболелась. В последнее время мигрень вообще отпускала нечасто, а от конского дробного топота, от вони, от качки и, пожалуй, от неудобного, слишком короткого платьица с нелепым передничком, которым её милосердные сёстры одарили, мерещилось, что под черепом от виска к виску катается пушечное ядро.