Ради тебя (СИ)

Ворота неприступной крепости были распахнуты. Над городом занималось зарево пожаров. Слышались крики и звон оружия. На сколько могла судить Сильвана, в клане произошел раскол. И сейчас те, кто не попал под влияние демонов, оборонялись, и, похоже, не очень удачно. Крестис, как и любой демон, не страдал наличием такого чувства как жалость. Но минусом для его врагов было то, что он в отличие от тупоголового рогато-копытного стада, умел думать. Запах горелой плоти достиг носа Королевы, заставляя тонкие ноздри трепетать. Сколько она живет?! А до сих пор не привыкла, до сих пор этот запах вызывает чувство страха перед неотвратимостью, нет, не смерти, существования без права выбора. Пытки Артаса, его глумление над тем, кто доставил ему столько проблем, она помнила поминутно, и этот запах был для нее самым страшным.

В городе царила паника. Обезумевшие жители, огромные демоны, пляска зеленого пламени на стенах. Воины, преклонившие колено перед Легионом. Как часто в ее мире правители бросали народ на произвол судьбы, отдаваясь власти и силе?! Таким иллюзорным и таким желанным.

Отрекшиеся проявляли крайнюю осторожность, следуя за своей госпожой по охваченному паникой городу, лишь раз нарвавшись на большую группу демонов и покорных им здоровяков из знати, но разобрались с ними достаточно быстро. Первые не представляли особо серьезной угрозы, а вторые были так поглощены окружающей их бурей, что стрелы, пробившие им горло, и те, пожалуй, не сразу заметили.

Столько раз здравый смысл шептал Сильване, что надо уходить, чтобы не вернуться в пустоту к своему страшному невидимому палачу осталось слишком мало вал’кир. И пяти теперь может не хватить, чтобы в следующий раз вытянуть Темную Госпожу из ада. Но дурацкое чувство, что и заставило подчиниться приказу Вождя, толкало ее вперед подобно ураганному ветру.

Городская площадь была наводнена демонами и теми, кто хотел напитаться силы Скверны. Предатели делали вид, что спокойны, но в их душах Королева Банши читала ужас перед той силой, что они так опрометчиво поддались и призвали.

В центре возвышался Крестис. Отвратительный демон всем своим видом вынуждал обратиться к силам природы мира, который его исторг, с вопросом: «Как можно было породить столь отвратительное создание?» Его магия, питаемая Скверной, обратила в его же подобие уже неисчислимое множество славных героев орды и альянса. Противиться его власти могли лишь сильнейшие, но тогда они попросту гибли в адских муках.

Перед ним стояли удерживаемые демонами двое мужчин. Один из них с проседью в доспехе королевского гвардейца Штормграда, второй — жрец, молодой мужчина. Они были сильно избиты и обессилены, повиснув на руках мощных охранников, а под ногами Крестиса Королева Отрекшихся заметила тело, на которое и были обращены взгляды двух еле живых представителей человеческой расы.

Судя по одежде, женщина, лежавшая без движения, на каменной плите посреди площади была не бедна. Платье когда-то было красивым, изысканного темно зеленого цвета, теперь же оно представляло собой лоскуты, удерживаемые вместе лишь парой тонких нитей. Волосы золотом растеклись по грязным камням. Руки и ноги и были переломаны. Она едва дышала. Губы шевелились, кажется, шепча одно и тоже. А широко распахнутые глаза смотрели в ночное небо. И она была беременна. Чуть округлившийся животик не давал в этом усомниться.

Огромные демон занес над женщиной топор, оба мужчины рванулись к ней, а стрела, милосердная стрела блеснула на луке Ветрокрылой, руки которой, кажется, не подчинялись хозяйке.

* * *

— Я отправлю тебя и детеныша королю Штормграда по отдельности. Пусть радуется хотя бы одному сыну-не трусу, который не бежал, поджав хвост как пес, — усмехнулся Крестис.

Сил у Ле больше не было. Боль окружила ее плотным коконом, сжала в нестерпимых объятиях. Привкус крови во рту — единственное, что связывало ее с реальностью, да еще воспоминания. Они то и дело всплывали в измученном мозгу. Мама, играющая с Ле и ее сестрой на заднем дворе их дома, широко раскинув руки, она делала вид, что пытается поймать проказниц, но не успевала за маленькими ножками, вызывая своими промахами радостный смех. Первая удача Ле в излечении магией, дикий восторг, так похожий на золотое сияние ее рук, заполнил девочку, когда края раны солдата графини затянулись. Нежность Вариана, делавшая ее самой счастливой на земле. Вариан…

Окровавленные губы прошептали имя любимого. Она просила прощения за то, что не уберегла их дитя. За то, что не распознала обмана. Она просила прощения у своего малыша, которому не суждено увидеть этот прекрасный мир, где кроме грязи, войны и предательства есть свет и любовь, дружба.