Ради тебя

— Не только уродства. Я слышала о других болезнях, появляющихся у детей солдат, участвовавших в войне в заливе.

— Но болезни возникают у детей и по другим причинам.

Она вжалась в кресло, почувствовав, как погружается в депрессию.

— Хотелось бы мне вам верить, но я не верю. Я виню себя за то, что происходит с Софи. Мои родители обвиняют меня. А также Джо. Он никогда не говорит об этом, но…

Лукас встал с дивана и подошел к ней. Он сел на кожаную оттоманку перед ее креслом, сложив руки у нее на коленях, и посмотрел ей прямо в глаза.

— Не вас нужно винить, — сказал он.

Его глаза сузились и были очень серьезными, его голос был решительным, он взвешивал каждое слово, как будто было очень важно, чтобы она ему поверила.

— Вы не знаете, — устало произнесла она.

— Я знаю, — сказал он. — Я читал кое-что о «болезни Персидского залива», потому что один из моих друзей был там и заболел вскоре после того, как вернулся. Я думаю, он действительно подхватил там что-то, или же это было последствием прививки от сибирской язвы или же тех таблеток, которые давали им, чтобы защитить от нервно-паралитических веществ…

— Таблетки «пирайдостигмайн бромайд».

Она вспомнила те таблетки и головокружение, которое испытываешь после их приема.

— Не важно, — улыбнулся Лукас. — Но, делая для него исследование, я прочитал про детей, родившихся с различными патологиями. Ни у кого из них не было почечной болезни. А в вашем случае есть немалая вероятность того, что Софи могла унаследовать свою болезнь с отцовской стороны. Пропавшая мать. Не слишком-то много информации о его отце. Так почему же вы изводите этим себя? На ваших плечах и так достаточно тяжелая ноша, помимо этой вины.

Его слова казались вполне логичными, однако он не знал о центральной политике ее родителей и мужа: что бы ни делала Жаннин, все было неправильно.

— А как насчет экспериментальных курсов лечения для Софи? — спросил он. — Вы недалеко ушли от Национального института здоровья или Джона Хопкинса, не правда ли?

— Она сейчас проходит курс лечения в НИЗ, — ответила Жаннин. — Они испытывают новый, ужасно токсичный препарат, чтобы заблокировать накопление калия. Вот чем ее лечат и вот почему ее постоянно рвет. Сегодня я сказала врачу, что хочу прекратить этот курс лечения, и он согласился, что от него ей только хуже. Я не хочу, чтобы она провела последние несколько месяцев своей жизни постоянно болея. Чтобы ее постоянно рвало.

Она опять расплакалась и почему-то не удивилась, когда он прикоснулся к ней — легко, ненадолго.

— Я хочу, чтобы она могла получать хоть какое-то удовольствие в то время, которое ей осталось, — сказала она.

— Вы, безусловно, правы, — согласился он. — Но не отбрасывайте все возможности. Я верю в чудеса.

Она вытерла слезы с щек тыльной стороной руки и улыбнулась ему печально. Каким сюрпризом он оказался! Он был, несомненно, добрее, чем она ожидала, и гораздо умнее, чем она когда-либо могла предположить. И он был на ее стороне.

— Мне нужно вас кое о чем спросить, — сказала она.

Он поднял брови в ожидании.

— Это будет звучать грубо, но не думаю, что у меня есть силы сейчас придумывать, как лучше это сказать.

— Говорите, — подтолкнул он ее.

— Мои родители предупредили меня, чтобы я не разговаривала с вами и не позволяла Софи быть рядом с вами.

— Почему? — Он выглядел искренне удивленным.

— Папа сказал, что, когда вы впервые пришли, вы проявили… ну, вы показались чрезмерно заинтересованным тем фактом, что здесь живет маленькая девочка. И они сказали мне, что, когда вы видите Софи, вы пристально смотрите на нее. Это лишь плод их воображения?

Он улыбнулся и посмотрел на свои руки.

— Нет, это не плод их воображения, но я не думал, что это так заметно. Я понятия не имел, что кто-то думает, что я… — покачал он головой. — Это безумие. Я знал, что не нравлюсь вашим родителям. Они обращаются со мной так, будто я не лучше того удобрения, которое рассыпаю в саду. Я думал, это какой-то… классовый предрассудок. Садовник, занимающий низкое положение. Теперь я, по крайней мере, знаю почему.

— Так почему вы пристально смотрите на нее?

— У меня есть племянница такого же возраста, как Софи, — сказал он. — Маленькая девочка моей сестры. Она живет в Северной Пенсильвании, и я вижу ее только в отпуске. У меня нет своих детей, так что она, в каком-то смысле, заменяет мне моего собственного ребенка. Я обожаю ее. Ужасно балую ее. Когда ваш отец сказал, что в Эйр-Крик живет маленькая девочка, полагаю, мои глаза немного загорелись, — засмеялся он. — Впрочем, я быстро понял, что мы с Софи не будем приятелями, поскольку вы ее ко мне не подпускали. Я думал, что вы красивая ледышка. Теперь я знаю почему. Я также знаю, что вы что угодно, только не ледышка. У меня было совершенно неправильное представление о вас.

— Я полагаю, это касается нас обоих, — сказала она, прикоснувшись кончиками пальцев к его браслету. — Я прошу прощения.

— Извинения приняты.

— Что с вашим запястьем? — спросила она.

— Болевой синдром кисти.

— Вы все время носите этот браслет?