Радиация. Реальный мир

— Неизвестно, сколько мы еще так простоим. — Мать решительно расстегнула ремень и открыла дверцу. — Бери сумку и выходи. Дальше пойдем пешком.

— П-пешком?.. — пробормотала Лена, съежившись.

— Вылезай из машины, принцесса, — повысила голос мама. — Ну, или оставайся. Только предупреждаю, что стоять можешь целую неделю. Если не дольше.

Больше всего на свете Лена боялась остаться одна — без друзей и родных. Подруг она уже потеряла. Теперь у нее осталась слегка сумасшедшая, но все же мама. Послушавшись ее, девушка взяла сумку и покинула салон. Навсегда.

— Идем быстрее, — поторопила мать, неся рюкзак с одеждой и едой. — Желательно добраться до вокзала до наступления ночи.

Следом за остальными, кто понял всю безнадежность нахождения в машине и предпочел пеший путь, мать и дочь вышли с забитой транспортом магистрали на обочину. Фонари вдоль дороги не горели, как и свет в заведениях и жилых домах. Люди начали доставать фонарики. Лена включила свой — в телефоне. Идти стало легче. Не привыкшие к быстрым походам ноги заныли, но мать не разрешила остановиться. Она все время подгоняла ее, и приходилось идти быстрее, чтобы не потеряться. Когда разрядился аккумулятор, Лена взяла мать за руку. Так они и дошли до вокзала.

Уставшая, валившаяся с ног маленькая семья пришла на место в одиннадцать вечера. От вида огромной толпы Лену бросило в холод. Весь город — те, кто еще не заразился, — стекся сюда, и люди все еще продолжали прибывать. В здании вокзала горел свет, как и по всей территории. До ушей Лены донесся звук движущегося поезда. Судя по всему, он отъезжал.

— Мы не успели! — в панике воскликнула она.

Мать посмотрела на нее с усмешкой.

— Ты же не думала, что вся толпа уедет на одном-единственном поезде? Нас заберет другой.

— Уверена?

— Конечно. — Женщина потащила дочь за собой. — Идем. Я не хочу простоять здесь всю ночь.

И они вошли в толпу. Там было душно и страшно. От людей исходили самые разнообразные запахи, и далеко не все оказались приятными. Кто-то постоянно толкался, кричал. Путь казался Лене бесконечным. Шагов десять назад она выронила из руки телефон, но вернуться за ним не смогла, — мать тянула вперед, а за спиной мгновенно выросла стена из людей. Девушка что-то пропищала, но голос слился с общим гомоном и остался всеми проигнорированным.

Лена не знала, сколько еще нужно пройти до перрона. И дойдут ли они до него вообще. Не вытолкнет ли их обезумевшая толпа на рельсы — прямо под поезд?

Девушка обо что-то споткнулась. Наверное, о камень. Или о чью-то ногу. Опустив голову, она в ужасе закричала. Это был не камень. Девочка лет десяти не подавала признаков жизни. Сотни ног просто топтали ее. Кто-то спотыкался, перепрыгивал и шел дальше, даже не глянув вниз. Лена замерла в ступоре, не в силах оторвать взгляд от истерзанного ребенка. Очередной крик застрял в горле. И тут ладонь выскользнула из хватки цепких материнских пальцев. Почувствовав это, Лена вздрогнула и подняла голову. Начала озираться вокруг. Всюду были только незнакомые лица с бешеными глазами.

— Мама! — закричала она, но крик растворился в безумной какофонии.

Кто-то навалился слева. Толпа шла вперед, а Лена оказалась преградой.

Преградой, которую легко снести.

Не удержавшись на ногах, Лена упала на землю. Взгляд уткнулся в спину мертвой девочки.

VI. Ракель

Манхэттен. Местечко, которое привлекало иностранных туристов примерно так же, как Вегас и Лос-Анджелес. Сейчас уже никто не едет в Америку за хорошей жизнью. Потому что жизнь здесь такая же, как во всем мире, и хорошей ее не назовешь даже с сарказмом. После того, как с неба упала та дрянь, все перевернулось.

Сначала люди заболели. Госпитали оказались переполненными, как позднее кладбища. Вскоре могилы стали копать где придется, и внушительная часть Центрального парка превратилась в последнее пристанище мертвых. Но мертвых ли? Это трудно было объяснить, но усопшие, прямо как в классическом фильме ужасов, начали выбираться из-под земли и терроризировать живых. Тогда их стали сжигать. В крематориях ни на минуту не угасал огонь, но даже это не спасло ситуацию. Люди умирали с катастрофической быстротой. Некоторых не успевали даже донести до морга, — они вдруг открывали глаза и с остервенением бросались на родственников и друзей. Еще через несколько дней люди плюнули на законы, — как государственные, так и моральные, — и стали устраивать сожжения прямо на улицах. Мертвецов, как мусор, сбрасывали в кучи прямо посреди дороги и поджигали. Такие костры горели по всей стране.

А потом настал день, когда люди озверели. Преграды в их сознании рухнули, и они взялись за оружие. Полиция больше не могла контролировать ситуацию. Обезумевшие толпы расстреливали все, что двигалось: от собак до собратьев. Они грабили магазины, врывались в дома, совершали массовые убийства и изнасилования, не разбирая, кто перед ними: зараженный или здоровый. Те, кто не присоединился к их движению, были вынуждены бросить жилье и спрятаться.