Радиация. Реальный мир

— Что ты там бормочешь? — Дуло сильнее надавило на затылок. — Решил заболтать меня, чтобы потом напасть? Так вот, не выйдет. Рекс с тебя глаз не сводит. Дернешься, и узнаешь, насколько остры его зубы.

— Послушайте, — Франк сглотнул. Ситуация ухудшалась с каждой секундой. — Я действительно не собираюсь вам вредить. Я безоружен. Опустите свое оружие, и мы поговорим.

— Размечтался! — Дуло больно впечаталось в затылок. — Отвечай, как ты сюда попал? От поселка до ближайшего населенного пункта почти семьдесят километров. Кто еще с тобой приехал? И где они?

— Я один.

— Не ври!

— Я говорю правду. Столица кишит зараженными, много их и в пригороде. Я ушел оттуда, чтобы найти тихое место, где можно перезимовать. — Он отдышался. — Меня зовут Франк Рихтер. Я — психотерапевт. Не преступник. Простой человек.

— Ах, вот оно что! — усмехнулись за спиной. — Мозгоправ, значит? Теперь понятно, почему несешь бред. — Внезапно затылок перестал чувствовать дуло. — Повернись.

Франк медленно выполнил приказ. Собака, впившаяся в него взглядом, предупреждающе зарычала.

— Одно резкое движение, и Рекс разорвет тебе глотку, — предупредила хозяйка пса.

Да, хозяйка. По голосу Франк сразу понял, что его взяла на прицел женщина, но, обернувшись и увидев ее, наконец, удивился. На вид незнакомке было примерно двадцать лет. Может, и того меньше. Невысокая, стройная. Из одежды на ней оказались обтягивающий серый свитер и широкие спортивные штаны с карманами. Темные волосы были собраны в хвост на затылке. В руках девушка уверенно держала боевую винтовку HK SR9TC с оптическим прицелом.

— Точно, — сказала незнакомка. — Я тебя видела по телеку. Хороший же ты мозгоправ, что довел бедного парня до самоубийства.

— Это не так. — Меньше всего Рихтер хотел вспоминать о том случае. И особенно — обсуждать его с незнакомой грубиянкой.

— Да ладно. Расслабься. Мне все равно. — Девушка не опускала винтовку. — Сюда как пролез? И, главное, зачем? Ведь ясно же написано на табличке: «Не входить. В поселке зараженные». Или немецкого не знаешь? Но, судя по тому, что мы разговариваем, знаешь. Так почему проигнорировал табличку? Она же прямо на воротах висит. Большими красными буквами написано предупреждение. Невозможно не заметить.

Франк напряг память. Он хорошо помнил, как шел вдоль забора, как оказался у ворот. Никакой предупреждающей таблички там не висело. Об этом он и сказал девушке. По ее лицу промелькнула тень.

— Не может быть. Я сама ее там закрепила.

— Но на воротах ничего нет, — настаивал Франк. — Если хотите, можете пойти и взглянуть.

Некоторое время она молчала. Затем выражение ее лица изменилось.

— Ну, конечно же! — с досадой произнесла незнакомка. — Скорее всего, ветер ее сорвал.

Накануне, действительно, дул сильный ветер. Франку пришлось ночевать в подвале брошенного и почти полностью разрушенного частного дома. Завывало так, что у него, в общем-то, непугливого мужчины, постоянно сжималось сердце. Казалось, поднялся настоящий ураган. Когда утром Франк вышел из укрытия, то увидел разбросанные рядом с домом остатки крыши, два поваленных дерева и двух зараженных, нанизанных, как на шампуры, на обломленные ветви достаточно высоко от земли. Они кряхтели и извивались, протягивая к нему руки со скрюченными пальцами. Наверное, висят там до сих пор. Ведь, как понял Франк за последние три месяца, убить этих тварей можно только ударом или выстрелом в голову.

— Вполне возможно, — подтвердил он. — А зачем вы повесили эту табличку? Я не вижу здесь зараженных.

— Совсем идиот? — усмехнулась она. — Это место — одно из немногих во всей Германии, где, выйдя из дома, не натыкаешься на труп. И в самом доме чисто и уютно. Я помню, как выглядел поселок два месяца назад, когда все началось. И именно я привела его в нормальный вид! Поэтому все, что находится внутри ограждения, — она махнула рукой в сторону, — мое! Понял? Это частная собственность, если хочешь знать. И квартиранты мне не нужны. Так что, если не желаешь испортить своей кровью асфальт, то сейчас же поднимешь с земли пожитки и уберешься отсюда к чертовой матери той же дорогой, которой пришел. Все ясно?

В этот момент у Франка сдали нервы. Слишком долго он терпел хамство. Ему почти сорок, он уважаемый человек, — по крайней мере, был им до тех пор, пока мир не сошел с ума, — и никогда еще соплячки вроде этой не разговаривали с ним в таком тоне.