И тут... что я вижу?! На крышу действительно взбирается трое статных маанцев, две девушки и один парень, взмыленные, но отнюдь не запуганные, и идут прямиком к Фрэнсису, благополучно занявшему свое место в вертолете – рядом с пилотом.
- Оруэлл, летим. Поднимай машину.
- Что?! – это Эрик, и он больно впивается мне пятернями в плечи. А на одном из них еще след от его зубов не сошел, ох... – Мы так не договаривались!
- Я не с тобой договаривался. И свой уговор с ТОБОЙ я выполнил. Ты убираешься отсюда, будь доволен этим!
Вертолет уже отделился от крыши. Поднятые к небу лица маанцев светятся мольбой. Не могу на них смотреть, не могу...
- Фрэнк! – тихо говорить и упрашивать бесполезно, любое слово из-за гула пропеллера приходится выкрикивать. – Мы все ждем ответа! В первую очередь – Блэкхарт!
- Фрэнк? – Чарльз вступает неохотно, и я прекрасно понимаю его, но, блядь! Я хочу знать не меньше Эрика, что за дерьмо решил сварганить генерал.
- Я вызвал инженера из Ле Локля для того, чтобы точно рассчитать эпицентры очагов поражения и ожидаемый шумовой резонанс в земле и в воздухе, грамотно распределить ударную волну снарядов и с минимальной затратой мощности осуществить мой план. Мы обрушим купол. И похороним Сандре Льюну вместе с вампирами. Так что забудьте об этих... существах.
- Мы оставляем их?! Убиваем всех!? Но как же... как без пары? – Блак после столь бурного эмоционального всплеска съежился в кресле. – Как мы возобновим потом лунный род?
- Никак. И раньше – тоже никак, – бесцветный тон фельдмаршала внушает мне страх, но возбуждает, как-то противоестественно возбуждает... Беспощаден и великолепен, бездушный мерзавец. Я люблю его?
- Что?! – теперь Эрик, оторопевший от «хороших» новостей, иначе разъярился бы громче и раньше Блэкхарта. Одному мне всё равно, каким будет финал? Борюсь с сонливостью и чувством пофигизма. То ли от Фрэнка заразился им, а то ли еще от Энджи. – Что значит «никак»?! У моей кузины рождались дети, тройня...
- Второе поколение родилось в лаборатории так же, как и первое, Чарльз, – Конрад откинулся на спинку сиденья. Полный игнор сына, ну вот как ему это удается? – Мы обманули все родительские пары маанцев, с помощью пилюль имитируя беременность и подсовывая готовых младенцев. Они не могут иметь детей. Никто из них, ни один! Мы проверяли их каждые полгода, питали самые розовые надежды и жестко обломались. И, несмотря на все старания, мой род прервется. Эрик стерилен.
====== LVI. Brave new drug ======
Part3: Trinity fields
Первая мысль была, как всегда, самая идиотская – о том, что у фельдмаршала из-за тонны лака даже не шевелятся волосы от ветра. Потом я как-то отстраненно восхитился его выдержкой – столько лет знать такое и не говорить даже Блаку! Небось врачей, делавших анализы, запугивал или сразу убивал, чтоб не проболтались, а потом заменял новыми... как перчатки. У майора двигается челюсть, он хочет что-то сказать, но не скажет, разумеется, промолчит, потому что... это не его дело, и слушатель он случайный. Я тоже тут лишние глаза и уши – Эрику бы услышать это наедине с отцом, чтобы пережить.
Он встает, ссаживая меня на свое место, так быстро, что мой предостерегающий крик не успевает слететь с губ. Голос замирает, ослабев почти сразу. Я не могу тягаться с шумом вертолета. И я лишь предчувствую нехорошее, не в состоянии помешать ему. Эрик бледнеет, кусает губы, не глядя никуда, и в то же время... его лицо покрывается серебряной россыпью каких-то линий, превращается в нечеловеческую маску. Они слабо мерцают, и я пугаюсь. Встаю тоже, превозмогая страшную усталость. Его длинная фигура в облаке темных волос, резко обозначившись в проеме двери, ласкает взор, несмотря ни на что... любовно застревает в мозгу. Смутно слышу возглас фельдмаршала, его расширенные глаза обращаются на меня. Потом снова на сына.
А его здесь нет. Эрик просто наклонился наружу и выпал из вертолета.
Я ничего не помню, правда. Кажется, я выпрыгнул следом сам. Но руки серафима ощущались за спиной. А может, то были его крылья. Воздух показался горячим, даже раскаленным. И странно пах. Возможно, страхом... нашей общей бедой. Недоверием и злостью. Я перевернулся несколько раз, старясь разогнаться и сократить расстояние между нами. А Эрик падал камнем, быстро и легко... будто что-то магнитом притягивало его к земле. И я забываю, кто я, что я умею летать, что крылья серафима мне не нужны, как и ничья иная помощь... и кричу, не слыша себя, кричу его имя, громко, Господи, как же стыдно перед Тобой за это падение. Я настиг маанца буквально в полуметре от земли, впав уже в отчаяние, жестоко ругая себя за глупость и беспомощность. Простился с надеждой поймать его... не веря, что смогу, что у меня получится. Тяжело развязывать себе руки, привыкнув за всю жизнь, что их нет, что они ампутированы. Но теперь... теперь я свободен.