Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски

Грейс была молодой девушкой с особенно активной гражданской позицией. «Еще в школьные годы, – написала ее подруга, – она планировала стать настоящим гражданином, когда вырастет». Ее семья не чуралась политики: ее отец Дэниел состоял в профсоюзе плотников, и в этом доме было просто невозможно вырасти, не впитав в себя его принципы. Дэниел частенько сидел без работы, так как профсоюзное движение в те годы не пользовалось популярностью, но если в семье и не хватало денег, то в любви они недостатка не испытывали. Грейс была четвертой по счету из десяти детей, самой старшей среди девочек, и, возможно, поэтому особенно сблизилась со своей матерью, которую тоже звали Грейс. В общей сложности в семье было шесть мальчиков и четыре девочки, и Грейс дружила со своими братьями и сестрами, особенно с Аделаидой, наиболее подходящей ей по возрасту, и с младшим братом Артом.

Когда прозвучал призыв, у Грейс уже была работа, на которой она получала практически столько же, как и красильщицы циферблатов, однако она уволилась, чтобы устроиться в студию радиевой компании в Орандже, где жила. Она была невероятно способной и исключительно привлекательной девушкой с вьющимися каштановыми волосами, карими глазами и четкими чертами лица. Многие называли ее эффектной, однако Грейс не особо интересовали восхищенные взгляды. Она была карьеристкой и уже к 18 годам обеспечила себе благополучную жизнь. Если вкратце, то она была «девушкой, увлеченной жизнью». Вскоре она преуспела в раскрашивании циферблатов, став одним из самых продуктивных работников компании, в среднем выдавая по 250 циферблатов в день.

Ирен Корби тоже пришла в компанию той осенью. Дочка местного шляпника, она была чрезвычайно жизнерадостной девушкой 17 лет. «У нее был очень веселый характер, – вспоминала ее сестра Мэри, – чрезвычайно веселый». Ирен сразу же поладила со своими коллегами, особенно с Грейс, и они считали ее одним из самых умелых сотрудников.

Обучением новых девушек занялись Мэй Кабберли и Джозефина Смит. Женщины сидели бок о бок за длинными, вдоль всей студии, столами, между которыми был проход, так что мисс Руни могла наблюдать за их работой. Инструкторши научили девушек класть крошечное количество материала (они неизменно называли радий «материалом») в свои емкости, «словно легкий дымок в воздухе», а затем аккуратно смешивать краску. Но как бы осторожно они ее ни размешивали, им на руки все равно попадали брызги.

Затем, когда краска была размешана, их научили смачивать кисти губами. «Она сказала мне наблюдать и повторять за ней», – вспоминала Кэтрин свое обучение. Грейс, Кэтрин и Ирен беспрекословно выполняли указания. Они подносили кисти к губам… смачивали их в радии… И расписывали циферблаты. «Поднести к губам, обмакнуть, нарисовать» – эти движения уже стали машинальными: все девушки копировали друг друга, и целый день напролет, словно зеркальные отражения, их повторяли.

Вскоре красильщицы обнаружили, что радий застывает на их кистях. Им предоставили вторую емкость, якобы для чистки щетины, однако воду меняли лишь раз в день, и она быстро становилась мутной: кисти в ней не столько чистились, сколько пушились, что мешало некоторым работницам. Вместо этого они стали попросту смачивать кисти собственной слюной. Другие, однако, всегда использовали воду. «Я делала так, – сказала одна из них, – потому что не переносила этот неприятный вкус у себя во рту». Вкус краски был предметом споров. «Я не заметила никакого странного вкуса, – говорила Грейс, – я бы сказала, что краска вообще была безвкусной». Но некоторые специально ели краску: им это нравилось.

Другим новым работником, попробовавшим в то лето волшебный элемент, стала 16-летняя Эдна Больц. «Этот человек, – позже написали про нее в журнале Popular Science, – с рождения был одарен жизнерадостным характером». Изящная от природы, ростом всего метр шестьдесят пять, она была, однако, выше большинства своих коллег. Ей дали прозвище «Дрезденская куколка» из-за прекрасных золотистых волос и светлой кожи; кроме того, у нее были идеальные зубы и, возможно, как результат работы, сияющая улыбка. Со временем она сблизилась со своей наставницей, мисс Руни, которая отзывалась о ней как об «очень приятной девушке; очень порядочной и из очень хорошей семьи». Эдна была глубоко религиозна, но помешана на музыке. Она пришла в июле, когда из-за спроса военных объемы производства взлетели.

В то лето на заводе кипела работа. «Это был настоящий дурдом!» – воскликнула одна из сотрудниц. Девушки уже оставались сверхурочно, чтобы справляться со спросом, выходили семь дней в неделю; теперь же студия перешла на круглосуточный режим. В темных окнах красильщицы циферблатов сияли еще ярче: эдакая мастерская светящихся духов, трудящихся всю ночь напролет.