Радикальная прямота. Как управлять не теряя человечности

Давайте рассмотрим критику на примере одного моего бывшего коллеги, которого буду называть Недом. Он организовал вечеринку для своей многонациональной команды и попросил каждого прийти в костюмах своей страны. Корпоративная культура в компании была взбалмошной, так что все пришли в дурашливых одеяниях. Нед был новичком и надел дорогой смокинг. Думаю, он чувствовал себя глупо из-за того, что так переусердствовал с одеждой для своей же вечеринки. Чтобы справиться с собственным дискомфортом, Нед переключился на окружающих. Он подошел к одному моему другу, недавно ставшему его подчиненным и одевшемуся лепреконом[5]. Прямо перед всей большой компанией он взял и буквально «облаял» моего приятеля:

– Я сказал надеть национальный костюм, а не выглядеть как дурак!

Так и подмывает назвать Неда козлом, но именно этого радикальная откровенность учит нас избегать. Оценивать внутреннее состояние людей, а не их поведение – значит не дать им шанса измениться. Почему Нед так и не изменился? Потому что никто не заговорил с ним о его поведении, а он – ничему не смог научиться. Его и без того вызывающее поведение стало только хуже.

Нет, я не горжусь тем, что ничего не сделала с этим, хотя тоже была там, когда Нед обидел моего приятеля, но промолчала. И в тот раз, и при следующей личной встрече с Недом. Почему? Да потому, что уже сочла его козлом и подумала, что он того не стоит. Вот так я и совершила фундаментальную ошибку, а мое поведение было «манипулятивно неискренним». Мне до сих пор стыдно. Ибо если кто и нуждался в дозе радикальной откровенности, так именно Нед.

Помните, оскорбительная агрессивность – поведение, а не черта характера. Никто не бывает истинным козлом все время. Даже Нед. Иногда каждый из нас оскорбительно агрессивен. Включая меня, к сожалению. Осмелюсь предположить, что обычно не веду себя как дура, но было время, когда я была такой.

…Через пару месяцев после моего прихода в Google у нас с Ларри Пейджем состоялся спор о политике корпорации. Расстроенная, я разослала примерно тридцати людям (среди которых был и Ларри) письмо, где говорилось, будто «Ларри хочет управлять мировой информацией, но его политика создает «сайты-помехи», мешающие этому». Написала я и о том, что его подход нацелен на то, чтобы увеличить прибыль, а не сделать доброе дело для пользователей.

Если бы Ларри работал на меня, а не наоборот, я бы никогда не написала такое надменное, обвинительное письмо. Скорее лично спросила бы его, почему он предлагает придерживаться политики, идущей вразрез с миссией Google. Если бы я согласилась с его разумным объяснением, на том бы дело и закончилось. Если бы не согласилась, то, опять же, объяснила бы ему лично, почему это решение – противоречиво, и попыталась бы понять его доводы. Но ничего из этого я не сделала. Между тем, сделав, узнала бы, что он не на пятнадцать, а на 115 шагов впереди меня. Просто тогда я еще не понимала, как все работает.

Почему я повела себя так? Отчасти потому, что считала: в аду есть специальное место для тех, «кто пинает низ и целует верх». По крайней мере, я не ошиблась слишком сильно. И все же моя ошибка была одной стороной монеты. Я не думала о Ларри как о человеке, а видела в нем своего рода полубога, на которого могла безнаказанно нападать. Простая человеческая вежливость – то, чем каждый обязан друг другу, независимо от должности. И дело не в том, что Ларри был закрыт для критики – я же слышала его разговор с Мэттом Каттсом. Он не дал мне повода быть настолько резкой.

Инцидент с Ларри – хороший пример того, как критика может быть оскорбительно агрессивной, если тебе лично все равно. Должно быть, я думала, будто была радикально откровенной – «говорила власти правду» – но нет. То был четкий «удар в лицо». Лучше удара в спину, но в целом – все еще плохо.

Начнем с того, что письмо было нескромным. Я только начала работать в компании и не разбиралась в системе Google. И даже не пыталась узнать, почему Ларри занял такую позицию. Вместо того просто выдвинула ряд предположений и выводов (ложных, как оказалось), будто Ларри больше волнуют деньги, чем миссия Google. Более того, мои предположения никому не были полезны, потому что я не понимала полностью подоплеку проблемы, которую пытался донести до нас Ларри. Другим просчетом было публичное осуждение Ларри в рассылке, а не разговор с ним тет-а-тет, что следовало бы сделать, показав этим свое уважение. И хуже всего – я перешла на личности. Надо было вести речь о политике AdSense, но вместо этого я заговорила о характере Ларри, косвенно обвинив его в жадности и лицемерии. Много раз за следующие шесть лет работы в Google мне предстояло убедиться в том, что ничего из этого, конечно же, не было свойственно Ларри. Он был справедлив и последователен. Впрочем, дело в том, что я не должна была заводить разговор о его характере, неважно – в позитивном или негативном ключе.

Оскорбительно агрессивная похвала

Уничижающие комплименты