Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

Наше изначальное стремление чувствовать сопричастность чему-то и быть любимыми превращается в настойчивую жажду заменителей.

Мы часто не нравимся сами себе, когда охвачены желанием, и эта неприязнь превращается в полноценное отвращение, когда желание выходит из-под контроля и берет верх в нашей жизни. Мы видим, как перееданием или алкоголем разрушаем свои тела или отношения. Видим, как раним своих детей, когда наше состояние зависит от достижений. Видим, как вредим близким отношениям, когда нами движет неуверенность в себе и потребность в эмоциональной поддержке. Один из моих учеников описал это так: «Мое жаждущее „я“ – мой худший враг». Если мы ненавидим себя за это желание, то потому, что жаждущее «я» подчинило себе всю нашу жизнь.

Отчаявшись убежать от боли ненависти к себе, мы шлем жестокие и безжалостные послания своему жаждущему «я». Возможно, мы стараемся наказать свое жаждущее «я», лишив себя еды, отдыха или утешения другого человека. Иногда мы так сильно хотим уничтожить ту часть нашего «я», которая подрывает нашу жизнь, что безрассудно причиняем вред своему телу или уму. Как это произошло с Сарой, наш мучительный стыд зависимости одерживает верх и не дает почувствовать то, «что нравится нашему самому глубокому «я». Мы так и не соприкасаемся со стремлением к любви, которое в первую очередь и вызывает нашу зависимость.

Отвергая жаждущее «Я»

В мифе об Эдеме Бог создал сад и посадил в центре него древо познания со вкусными и опасными плодами. Потом он поместил рядом людей и запретил этим любопытным, любящим фрукты созданиям даже пробовать их. Это была ловушка. Разумеется, Ева схватила яблоко и была наказана за свой проступок.

Мы каждый день переживаем эту ситуацию внутри своей психики. Наша культура поощряет нас обеспечивать себе комфорт, быть правыми, владеть вещами, выглядеть лучше других, являться объектом восхищения. Нам также говорят, что мы должны стыдиться своей эгоистичности, что эгоцентризм – это порок, и что грешно потакать себе.

Большинство основных религий – иудео-христианская, буддийская, мусульманская, конфуцианская – говорят, что наши желания, страсти и жадность приводят к страданию. И, хотя это определенно так, эти учения об опасностях желания без подробного разъяснения лишь усугубляют ненависть к себе. Нам советуют измениться, каким-либо образом справиться с нашим физическим и эмоциональным голодом. Нас учат не доверять дикости и интенсивности наших природных страстей, бояться потерять контроль. Одри Лорд говорит: «Нас воспитали так, чтобы мы боялись… наших самых сокровенных желаний. А страх наших самых сокровенных желаний заставляет нас не доверять им, делает нас послушными, верными и покорными и заставляет нас мириться с разнообразными проявлениями подавления».

Приравнивание духовной чистоты к полному устранению желания – обычное заблуждение, которое я встречаю у учеников на буддийском пути. При этом оно характерно не только для современности. Попытка понять отношения между пробуждением и желанием в контексте буддийских учений тянется еще со времен самого Будды. Классическая сказка из китайского дзен-буддизма проливает на это свет. Пожилая женщина на протяжении двадцати лет поддерживала монаха, позволяя ему жить в хижине на своей земле. Наконец она решила, что монах, теперь мужчина в расцвете лет, должен был обрести хоть какую-то степень просветления. И решила испытать его.

Вместо того чтобы самой отнести ему еду, старуха попросила сделать это прекрасную девушку. Она сказала девушке, чтобы та тепло обняла монаха, а потом рассказала бы ей о его реакции. Когда девушка вернулась, она сказала, что монах во время объятия просто стоял неподвижно, как будто окоченел. Потом старуха сама направилась к хижине монаха. Она спросила его, как он себя почувствовал, когда ощутил теплое женское тело. С некоторой горечью он ответил: «Как завядшее дерево на скале зимой, никакой теплоты». В ярости старуха выгнала его прочь и сожгла хижину, восклицая: «Как я могла потратить столько лет на этого обманщика!»

Некоторым ответ монаха может показаться добродетельным. В конце концов, он устоял перед искушением и даже полностью искоренил желание. Но все же старуха посчитала его обманщиком. Ощущать объятия молодой девушки, и быть «как увядшее дерево на скале зимой» – неужели в этом и заключается смысл духовной практики? Вместо того чтобы оценить молодость девушки и ее очарование, вместо того чтобы наблюдать, как возникает естественная сексуальная реакция и как она растворяется, не предпринимая никаких действий, монах попросту закрылся. Это не просветление.