Радин

Он ничего не расскажет Лизе. Пусть она думает, что Понти уехал, не запачкавшись золотым и зеленым, и от дверей показал всем указательный палец и мизинец, поднятые одновременно. Радин вышел из автобуса раньше времени, ему хотелось посидеть у пруда в парке Карегал и посмотреть на краснолистный клен. Парк оказался закрытым, Радин достал сигареты и устроился на скамейке у ворот, дожидаясь семи часов и размышляя о бутылке портвейна, лежавшей возле кресла.

На теле не было крови, лицо Понти казалось чистым, ни следов удушья, ни отметины от удара, ни единой царапины. Кольеретка на бутылке была белой, кто-то написал на ней простым карандашом: «Nemo me impune lacessit!» Странная надпись для подарка. Я уже видел эту бутылку на руа Пепетела. И, судя по толстому слою пыли, она стояла там довольно давно. Никто не уязвит меня безнаказанно.

Что это мне напоминает, думал Радин, оглядываясь в поисках урны, может быть, девиз футбольного клуба? Со стороны площади донесся удар колокола, потом еще шесть, но парковый сторож не появился, так что Радин решил не ждать и побрел домой.

Каково было Понти возвращаться в город, где его запросто могли извалять в дегте и перьях? Он, наверное, глаз не сомкнул все четыре часа, что поезд тащился на север. И вот на станции Ориенте в купе вваливается русский, и не клерк в куцем пиджачке, не ухарь-купец, а свой человек: писатель, циничное чудовище. Если бы он не ввалился, его стоило бы придумать. Сильное воображение создает событие!

Голод принялся терзать его, когда до дома оставалось минут двадцать, пришлось купить в киоске пакет с горячими, густо напудренными булками. Радио пересыпало легкую босса-нову, кажется, Жильберто, и курчавый продавец пританцовывал, доставая товар из бочки, под которой тлели синие угли.

Добравшись до моста, Радин вытащил булку из пакета, откусил половину, и рот его заполнился кремом. Разве минуту назад я не услышал босса-нову? Нет, показалось.

Солнце стояло в сизой дымке, бетонная арка Аррабиды казалась невесомой, будто зороастрийский мост, отделяющий мир живых от мира мертвых. Боги посмеялись над Понти, но они посмеялись и надо мной, подумал Радин, доставая вторую булку, от сладости у него ломило зубы, но голод все не унимался.

По мосту Чинвад вчера отправился тот, о ком я так много думал в эти дни, кого я считал то мертвым, то живым, то попутчиком в поезде, то хозяином дома на холме, то убийцей, то жертвой, я всегда опаздывал, пытаясь его догнать, и наконец догнал.

Там, на обрыве, когда мы закончили, я смотрел на лицо Доменики, белое, запечатанное сургучом красного рта, и думал, что завтра лейтенант придет на закрытие выставки, чтобы устроить свой маленький торжествующий спектакль. И арестует ее.

Есть такой метод проверки бритвенных лезвий, называется черный бархат: лезвия складывают стопкой, и если в них есть изъян, то он виден как яркая белая точка. Я сам показал Тьягу эту точку и теперь выхожу стукачом и предателем сотрапезников.

Завтра аукцион, сказала Доменика, когда мы сидели на бревне, глядя, как солнце высвечивает крыши Гайи, завтра я должна прийти в галерею, чтобы подделки приобрели достоверность. А потом я уеду из города, с меня довольно.

Надо было сразу ее предупредить. Рассказать об охоте на Гарая, в которой она станет раскрашенной деревянной уткой, о том, что я донес на нее в приступе тревожности, в трусливом ожесточении, пытаясь не то удивить, не то охмурить лейтенанта, которому нет до меня никакого дела, о том, что я случайный, слабодушный, оторопелый человек, попавший в чужую историю, будто песчинка между штифтами замка.

Я должен был сказать, что я напортачил. Но я промолчал.

Лиза

Когда в апреле мы вернулись в город, вся Рибейра была засыпана гвоздиками, прямо как в спектакле Пины Бауш. Военный парад медленно двигался по проспекту под барабанную дробь, а над толпой висело облако красно-бело-зеленого конфетти. Новая соседка сказала, что зимой приходил парень, франтоватый, веселый, muito sofisticado, стучался ко всем и спрашивал, куда я подевалась. Я схватила ее за руку, но она все косилась на Понти и твердила, что лица не разглядела.

Если это был Иван, то русский сказал правду – Иван жив, играет и выигрывает, хотя несколько дней спустя русский заявил, что это неправда, что его ввели в заблуждение. Почему я упорно зову его русским? Мне не нравится его имя. Не звать же его парень, который много врет.

У нас в школе есть индианка, ее имя совершенно непроизносимо и означает: барсук, пробегающий через холм. Этот барсук уже выбрался из кордебалета, потому что ходит за мастером хвостом, сопит и урчит. А мне теперь даже виллису не дадут, потому что все решили, что я выгорела.