Радин

Кристиан позвонил у парадной двери, но его никто не услышал, падрон в студии поставил пластинку, это была турандот с тенором гомесом, мне если раз скажешь, я на всю жизнь запомню, слово в слово, меня ночью разбуди – я все пластинки перечислю, и дирижеров, и какой оркестр играет, и в каком году!

я вышла на террасу с метелкой снег подмести, одно название, что снег – кокаиновые дорожки на черном граните, как посмотришь, так ноздри немеют, я этого добра напробовалась, когда у тетушки работала, там много всякого было, наш падре и половины не понял, когда я на исповедь пришла

я услышала – эй! – посмотрела вниз и увидела человека в саду, лежит себе в нашем гамаке, раскинув руки и задрав голову к небу, лицо у него было румяное, как у гензеля из сказки, а на голове шапка с помпоном, потом он вылез, наклонился и бросил в меня чем-то белым – это был снежок! такое разве забудешь

и что же он сказал, когда я впустила его в дом? от тебя пахнет дегтярным мылом, дитя мое! я молча взяла у него пальто, которое весило как целая овца, и повесила подальше от хозяйских вещей

потом прошел год, падрон привел его снова, сказал, что он аспирант в академии – правда, сам он звал его студентом, и я стала звать студентом, и вообще небрежничала, пока однажды не увидела его рот, перемазанный земляничным вареньем

они с падроном пришли попробовать начинку для пирога, спустились со своих небес, голодные, веселые, и давай зачерпывать прямо ложкой из кастрюли, падрон любит кусочничать, а я иногда позволяю

студент стоял у окна, лицо у него и так прозрачное, как китайская чашка, а от зимнего света еще светлее стало, я и взглянула-то случайно, я же только на падрона смотрю, если падрон в комнате, а тут увидела его губы на белом лице, будто красный гамак в заснеженном саду, что-то во мне натянулось, как простыня от ветра, и зазвенело

Радин. Среда

Связка саранчи, связка лука, пара зайцев и пара перепелов – так выглядело приношение шумерскому божеству. В этом деле двое исчезнувших мужчин, один самоубийца и две перепелки, синяя и сизая. Сегодня напишу отчет, внесу туда диалоги c персонажами и квитанцию из «TAP Portugal». Хорошо бы и книгу аспиранта приложить, но где ее взять. В старом лаптопе нет ничего, кроме фильмов и прошлогодних счетов.

Что я знаю о Кристиане? Он любитель нуара, играет на бегах, не слишком аккуратен, равнодушен к гастрономии и пьет что попало. Если верить консьержке, женщины время от времени стоят у него под дверью. Тут еще кот маячит, но это надо уточнить. Человек с котом – особый человек. Крамер был здесь десятого января, а четырнадцатого мог улететь в Сантьяго с двумя чемоданами. А мог не улететь.

Зачем он отправился на январское шествие, если болел и не выходил из дому? Радин вспомнил, что не выбросил картинку с волхвами, нашел ее и прочел надпись на обороте: «C. M. B. Пекарня “Рио” желает вам стать миндальным королем!» Ладно, пирог сюда могли и принести, ходила же к австрийцу женщина, задыхавшаяся от кошачьей шерсти. Неужели сама сеньора Понти? Может, русский парень что-нибудь знает, они с аспирантом вместе ездили на бега. Номера друзей мелком на кухне не записывают, но с немца что возьмешь. Он сел на подоконник и набрал номер, трубку сняли не сразу.

– Ну? – сказал мужской голос. – Проснулся наконец?

– Иван? – спросил Радин, забыв поздороваться.

– Ты бы еще через год позвонил! – Человек говорил по-португальски без акцента. – Ты кто, журналист или друг? Я дешево не отдам, имей в виду.

– Просто ищу Ивана. По важному делу.

– Да мне все равно. – Радин услышал гудок парохода, потом долгий табачный кашель. – Приходи сегодня к мосту. Хорошо, что я купил зарядку, а то хрен бы ты сюда дозвонился. Принеси ужин, лучше горячий.

– Ладно. А к какому мосту приходить?

– К мосту Аррабида, палатка синяя. Спросишь Мендеша, если что.

Наверное, выкуп попросит, подумал Радин, повесив трубку. Ясно, что телефон в чужих руках, похоже, русский парень потерял его или карманники вытащили. Как бы там ни было, это ответвление может пригодиться. В телефоне бывают сообщения, контакты и прочее. Радин решил было, что сходит туда завтра, но взглянул на картинку с волхвами, вспомнил, что буквы означают Christus Mansionem Benedicat, надел куртку, вытащил из желтого конверта сотенную и вышел из дома.

* * *

Завернув в винный магазинчик на углу, Радин запасся хересом, купил еду в китайской лавке, спустился в центр, где уже зажглись первые фонари, и пошел вдоль набережной пешком, минуя склонившихся над водой рыбаков. Под мостом он перелез через парапет, спустился на заваленный камнями берег и, подойдя к синей палатке, громко сказал:

– Сеньор Мендеш? Я принес вам ужин.

– Давай его сюда, – хрипло сказали у него за спиной.