В мастерской пахло как в крестьянском доме: прелой соломой, древесной пылью и подгоревшими оладьями, краской почти не пахло, вероятно, хозяин давно не работал. Устроившись за столом, он вытер руки полотенцем и уставился на Радина:
– Говорите, вас прислала владелица галереи? Что за срочность такая?
– Я занимаюсь поисками ее ассистента. Он пишет книгу о Понти. Мне поручено обойти всех, кто с ним знаком, и сегодня очередь дошла до вас.
– Вот как? – Хозяин почесал небритую щеку. – И большая у вас очередь?
– Вы второй в списке. Варгас утверждает, что ассистент был у вас в декабре. По поводу своей монографии, полагаю. Вы ему помогли?
– Показал альбом со снимками нашего курса, он выпросил пару штук, и больше я их не видел. Скажите лучше, с какой стати Варгас наняла иностранца? В городе перевелись частные сыщики?
– Так сложились обстоятельства. Я могу попросить у вас воды?
– Налейте себе сами. – Гарай махнул рукой в сторону чайника. – Там холодная заварка, но вы же не такой нежный, как тот парень, которого вы ищете. Не знал куда присесть, все мои стулья казались ему грязными. Так полчаса и простоял столбом.
– Было ли что-то в его поведении, что показалось вам странным? Какие вопросы он задавал? Любая мелочь может помочь, вы же знаете.
– Все вопросы были про Алехандро в молодости. Женщины, студенческие розыгрыши, алкоголь. Я ему начал про наши проекты рассказывать, про электрического ферзя на набережной, про крест из скворечников, про фрески в дубовых дуплах, так он даже чесался от скуки, а потом заявил, что об этом весь город знает. Про женщин, говорит, важнее для моей работы. Как будто я распорядитель гарема. А я – художник! Ко мне на открытие зимой приезжал редактор из «Público»!
– У вас была персональная выставка? Живопись или графика? – Радин плеснул в чашку заварки. Над столом он заметил несколько набросков, приколотых кнопками, и вспомнил:
– Масло, разумеется. Серия работ под названием «Pinturas negras».
– Кажется, так называются фрески Гойи, я видел их в музее Прадо.
– В моей серии речь шла о другом, – хмуро сказал хозяин. – Восемь сокрушительных картин и ни одна не продана! Варгас отправила их назад на грузовом такси, без сопровождения, практически швырнула мне в лицо!
– Покажете мне свои работы?
– Не думаю, что вы за этим пришли, но одну показать могу. – Хозяин направился к мольберту, а Радин пошел за ним.
По дороге он придумал несколько вежливых слов, но, когда художник поднял тряпку, он задохнулся и промолчал. Он ожидал увидеть все что угодно, только не портрет полуголой девушки со знакомым лицом. Натурщица сидела на полу, опершись на руки, пуанты с атласными ленточками, юбка-шопенка. Маленькая грудь едва намечена голубым, ноги от коленей до щиколоток густо зарисованы кленовыми листьями.
Гарай топтался рядом с торжествующей улыбкой. Странно, что галеристка назвала его пустым, подумал Радин, это говорит о пристрастности, которая многим заменяет зрение и вкус. Еще более странно, что она предоставила ему зал, хотя имеет дело только с любимцами публики.
– Холст, масло, темпера. А это мехенди! – Хозяин показал на кленовые листья. – Для персидского танца в «Щелкунчике». Девчонка больше не приходит, но я успел закончить портрет и сделать с десяток набросков углем.
– Сколько ей лет? – Радин взял один из рисунков, протянутый хозяином: глаза натурщицы, обведенные сурьмой, холодно глядели из-под вязаной шапки. – Где она танцует? Здесь же вроде нет балетной труппы.
– Она совершеннолетняя, просто ростом не вышла. Я раньше думал, что русские все высокие, плечистые. Кстати, уголь могу уступить за пару сотен. Масло тоже продается, две тысячи, только наличные.
– Так она русская? Портрет хороший, странно, что в галерее его не купили. Может, я за ним вернусь, когда дела пойдут получше.
– Я не продавал работы по отдельности, только всю серию. – Хозяин вынул из кармана джинсов плоскую фляжку, отхлебнул, и лицо его разгладилось. – Это серьезное вложение, а местные купцы смотрят только на имя, как домохозяйка – на марку холодильника.
– Вы сказали, что выставлялись у Варгас зимой. Полагаю, приходившего к вам ассистента там уже не было?
– Февраль у нас месяц отпусков, в городе половины жителей нет. – Гарай вытер стол полотенцем и выложил рисунки веером, будто гадальные карты. – Так вы подумаете насчет масла? Соглашусь на тысячу, если возьмете без рамы!
Малу
в тот год, когда водопроводная труба лопнула, морозы были такие, что индеец попросился из флигеля в дом, приволок свои одеяла в комнату для гостей, а потом пришел на кухню, где я драила стены, и сказал, что у царей его племени стены были обиты золотом внутри и снаружи
с океана дул мокрый ветер, и простыни, которые я вывесила на заднем дворе, залубенели и звенели на ветру, падрон ходил по дому в меховой жилетке и был похож на лагушского пастуха, хозяйка не вставала с постели, а я запустила стиральную машину и читала книжку о жизни блаженного Портильо, в пятый раз уже