Радио безумных ананасов

Стояла абсолютная тишь. Ни звука, если не считать высокого звона у меня в ушах… И – полная неподвижность. Но остановило меня другое: на улице, у калитки, я не увидел микроавтобуса, на котором обычно разъезжают телевизионщики. Я опасливо глянул через забор на дом деды Геры и похолодел еще морознее: почудилось, что дом пуст и безлюден, как и… я огляделся… по спине побежали мурашки… да-да, все Загривки тоже показались мне совершенно обезлюдевшими и… я невольно поискал глазами рыжего-прерыжего кота Валтасара, символа Загривок, видного отовсюду за километр. И полностью безжизненными показались Загривки… ни кота, ни ворон, ни сорок! Обычно со стороны города всегда доносился негромкий гул человеческого улья. Но нет, не было гула!

И я бросился бежать. Бежать изо всех сил, чтобы только ни о чем не думать, а только бежать… Я мчался по пустому мосту через Платоновку, потом мчался по совершенно пустому, жутко звонкому городу… Только один раз остановился, когда уже стало невтерпеж, и поискал глазами кусты или укромный уголок, хотя мог бы и не стесняться в этом пустом мире.

Мне то и дело чудилось, что я мчусь на доске по крутой и очень гладкой трассе, зная, что где-то должна меня подстерегать смертоносная рытвина. И только когда долетел до ворот горбольницы, резко тормознул, упершись, словно бампером, ладонями в холодную железную створку… Ноги у меня почти отнялись, я без сил опустился на колени – и уперся в ворота больницы уже и лбом… Холодило приятно… если что-то могло быть приятным в те минуты.

У кого, скажите, не возникало в детстве – хоть ненадолго! – желание оказаться в мире, полном магазинов с игрушками и киосков с мороженым и при этом – в полном одиночестве! Чтобы вот все люди вдруг пропали, и есть только ты, а вокруг тебя – всяческое изобилие всего, что можно взять и забрать себе в полное владение. Хоть на минутку – но ведь возникало такое желание… И что теперь?! Может, эта зайчишка даже не осознала, что на самом деле она невольно, нечаянно исполнила, даже не дождавшись обещанной мной сладости. А может, создала параллельный безлюдный мир и засунула меня в него! Так магнит, хочет или не хочет, а притягивает гвоздь. Так шерстяное одеяло или свитер, накопив статическое электричество, бьет им в пальцы, хотя не для этого они созданы – одеяло и свитер!

Я даже вспомнил якобы реальные истории о том, как люди попадали в «изнанку» нашего мира, где все то же, что и в нем, только без всяких живых существ…

Нужно было что-то делать, чтобы еще хотя бы в течение пяти минут не сойти с ума. Я знал, что делать. За этим к больнице и примчался, опасаясь больше всего только одного – что не стало больше никакой квантовой запутанности и я действительно один… Оставалось даже меньше пяти минут…

Я с трудом поднялся на ноги, прошел через безлюдный КПП, похожий на капитанский мостик таинственно покинутого командой корабля, вошел в безлюдную больницу, где стены и потолки превращали мои шаги в нестерпимый хруст и скрежет… поднялся на нужный этаж… Я знал: случится или-или… И надо будет как-то пересоздать этот мир, если «или» окажется не тем, какое нужно… Вот тогда я и займусь поисками клубничного мороженого, бесплатной горы мороженого, чтобы не сойти с ума на следующем этапе моего псевдосуществования!

Я дошел до заветной двери. Не колеблясь ни мгновения, открыл ее… и чуть не упал… Ну, я бы чуть не упал в любом случае – худшем или лучшем. Но случай оказался лучшим! Хотя и очень-очень странным применительно к новой, зловещей реальности.

Забинтованная, загипсованная Санька преспокойно лежала себе на своей больничной металлической койке и хихикала, теребя свой смартфончик.

Мы что, двое во всем мире?! Ну и ладно, разберемся! Главное, я – НЕ ОДИН!

Впервые в жизни я почувствовал, что и сам реально существую и существую даже не зря. То, что Санька находилась в палате тоже одна и совершенно не удивлялась тому, что все остальные койки пусты и аккуратно застелены, меня самого ничуть не удивляло и не волновало.

– Привет! – сказал я, еще оставаясь на пороге.

Санька не среагировала, и ко мне заявилась равнодушная мысль, а не умер ли я, и потому-то, будучи призраком, вижу все не так, как видят живые… ну, и понятно тогда все… в том числе и то, почему Санька меня не слышит.

– Привет! – прибавил я голосу.

– О! – встрепенулась Санька и поворотила ко мне свою забинтованную мумиевую головку.

Я оказался живым!

Сестренка поманила меня рукой – и я двинулся к ней на ватных ногах.

– Ты ела? – пробормотал я первое, что пришло скорее не в голову, а в сердце. – Тебе принести что-нибудь?

В голове вихрем пронесся квест до больничной кухни.

– Неохота, – пробубнила сестренка. – Скоро ужин принесут.

Мой смартфон показывал 11.35. Сходилось с тем, что я помнил про сегодняшний день.

– А сколько времени? – проговорил во мне тот, которому, в общем-то, уже все было по фигу, почти всё, кроме…

– Полседьмого, – был ответ.

– Утра? – живо прикололся во мне тот пофигист.

– Прикалываешься? – был вопрос-ответ.

Тут кое-что пофигиста заинтересовало всерьез:

– А ты тут что делала? Играла или эсэмэски писала?