А потом они принялись орать друг на друга, но их слова доносились до меня, как сквозь толщу воды. Наконец Рейн рявкнула «Он не твоя собственность!» – и они оба куда-то пропали. Я не помню, как вышла из клуба, как села на бордюр, тщетно пытаясь унять слезы. Но они все катились и катились…
– Фрэнсис, господи… – подбежала ко мне Рейн.
– Прости, прости, прости, прости… – всхлипывала я.
– Ты не сделала ничего плохого!
– Сделала. Я снова все испортила.
– Ты ни в чем не виновата.
– Виновата. Во всем виновата я одна.
– Это неважно. Алед переживет, обещаю тебе.
– Нет… Все не так просто. Кэрис… Я виновата в том, что она ушла… И никто не знает, где она, а Алед остался дома со своей матерью. И это тоже моя вина…
Я пришла в себя на скамейке, где сидела, положив голову на плечо Рейн. Она включила музыку в телефоне, и казалось, что мелодия доносится прямо у нее из руки. Но динамик в мобильном был откровенно дерьмовым, и музыка мало походила на музыку, скорее, на сочащийся из автомагнитолы смутный радиошум. Парень пел «Я могу лечь внутри», и песня играла с темнотой неба, она играла со мной, все вокруг плыло, и я никак не могла вспомнить, что собиралась сказать.
3. Осенний семестр
b)
По пунктам
• Весь следующий день я писала Аледу эсэмэс. Отправляла ему сообщения в фейсбуке. Звонила ему. Бесполезно. Без четверти семь вечера я вышла из дома, полная решимости перейти дорогу и постучать в его дверь, но машины Кэрол Ласт нигде не было видно. И Алед тоже пропал.
• На выходных я отправила ему неприлично длинное извинение в фейсбуке. Оно выглядело жалким, когда я его писала, и еще более жалким – когда перечитывала. Пока я мучительно подбирала слова, я снова с кристальной ясностью поняла, что никак не могу исправить ситуацию – и что, кажется, потеряла единственного настоящего друга, который у меня был.
• В октябре я опустилась на эмоциональное дно – сама не думала, что на такое способна. Я плакала каждый день, по ночам не могла уснуть – и жутко на себя за это злилась. Я набрала пару кило, но они меня совершенно не беспокоили. Не сказать, чтобы я раньше была худой.
• Октябрь также выдался щедрым на домашние задания – они занимали все мои вечера. На искусстве нас завалили проектами и рефератами, и не проходило недели, чтобы мы не писали эссе по английскому. Книги, которые нужно было прочитать для подготовки к собеседованию в Кембридж, укоризненно взирали на меня с полки, а я никак не могла сосредоточиться. «Кентерберийские рассказы», «Сыновья и любовники», «По ком звонит колокол» – я буквально заставляла себя продираться сквозь текст. Ведь если я не попаду в Кембридж, зачем я столько лет пыталась быть не тем, кто я есть?..
• Как-то вечером я увидела в окно Аледа – он шел со станции с чемоданом в руке. Наверное, приехал домой на выходные. Я чуть не выскочила на улицу, но потом подумала: если бы он хотел со мной общаться, то ответил бы на мои сообщения. Интересно, как ему университет? Его отметили на нескольких фотографиях с другими первокурсниками в фейсбуке – они улыбались, пили и даже наряжались в карнавальные костюмы. Я не знала, радоваться или грустить, но при взгляде на эти снимки мне становилось тошно.
• Естественно, после всего случившегося я перестала быть голосом Тулуз в «Городе Юниверс». И рисовать тоже перестала. Алед переиграл сюжет так, что Тулуз внезапно изгнали из города. Было горько, словно изгнали меня.
• Подписчики на тамблере спрашивали, почему это случилось. Я отвечала, что история Тулуз завершена.
• Еще они спрашивали, почему мои рисунки больше не появляются в подкасте – и почему я ничего не публикую у себя на странице. Я написала, что много стрессую из-за школы и мне нужна передышка.
• А они продолжали спрашивать.
• Я почти дошла до края и едва не удалила свой профиль на тамблере – но рука не поднялась. Поэтому я просто старалась пореже туда заходить.
• Первого ноября мне исполнилось восемнадцать. Я думала, что буду чувствовать себя по-другому, но ничего не изменилось. Похоже, возраст не имеет никакого отношения к взрослости.
Школьная Фрэнсис
– Фрэнсис, ты чего такая смурная? – со смешком поинтересовалась Майя.
В последнее время каждый обед со школьными «подругами» укреплял во мне желание собрать рюкзак, сбежать из города и отправиться автостопом в Уэльс. Не потому, что они были плохими. Просто они дружили со Школьной Фрэнсис, тихой зубрилой, и даже не подозревали о существовании Настоящей Фрэнсис, которая обожала мемы и легинсы с фантастическими принтами и уже месяц балансировала на грани нервного срыва. Школьная Фрэнсис была довольно унылой особой, поэтому на нее редко обращали внимание. По сути – я только сейчас начала это понимать, – она вообще ничего из себя не представляла. Неудивительно, что над ней смеялись.
Ноябрь только вступал в свои права, а мне с каждым днем становилось все сложнее влезать в шкуру Школьной Фрэнсис.