Радио Судьбы

Он протянул руку к кнопке «Тревога» и заметил, что пальцы испачканы кровью. Пару секунд он лихорадочно озирался по сторонам, потом схватил лист бумаги (на столе их лежала целая стопка — для заявлений и протоколов) вытер руку, смял лист и выбросил в мусорную корзину. Бегло осмотрел палец — вроде чистый — и нажал красную кнопку. Теперь тревожная машина будет автоматически звонить всем сотрудникам РОВД — до тех пор, пока не дозвонится. Общий сбор!

Так. Дальше что? Он помчался открывать оружейку, на ходу доставая ключи. Сейчас надо немедленно вооружить всех свободных сотрудников, чтобы отправить опергруппу на происшествие. Вот только… Он распахнул дверь и замер на пороге, не замечая оглушительного звона сигнализации.

Вот только у него в распоряжении всего два человека. Июль — пора летних отпусков. Людей не хватает… Посылать двоих против двух автоматов… Он выключил сигнализацию и крикнул в коридор:

— Тревога!

Молодой опер, всего лишь полгода назад начавший ходить в наряды, и дежурный инспектор ДПС быстро надевали на себя бронежилеты и каски. Они взяли автоматы, и Костюченко крикнул:

— Строиться перед дежуркой! — Он должен был провести обязательный инструктаж, но… Он не был до конца уверен, что поступает правильно.

В другое время он бы мигом набрал пять человек, они бы прыгнули в машину…

Машина… Черт! Одно к одному! Машины-то нет!

Он снова помчался в дежурку, вызвал по рации патрульный экипаж и приказал немедленно сняться с маршрута и прибыть в отдел. Затем набрал домашний номер телефона начальника. Никто не отвечал. Тогда он набрал номер мобильного, и через несколько секунд услышал:

— Денисов слушает!

— Товарищ подполковник, — стараясь сдерживаться, сказал Костюченко, — ЧП! Нападение на патруль. Николаев ранен.

Сержанты Попов и Омельченко не вернулись. Они были вооружены… — Он не договорил. Начальник прервал его:

— Подробности?

— Подробностей пока нет. Николаев потерял сознание, он не успел ничего толком…

— Оружие?

— Оба автомата пропали. У меня в распоряжении всего два человека, я снял вторую машину с маршрута… Как только они приедут, усилю наряд дежурными сотрудниками и отправлю опергруппу на место…

— Понял! Сейчас буду! Вооружай весь личный состав, прибывающий в расположение!

— Слушаюсь!

«Сейчас буду…» Поскорее бы! Что он еще может сделать? Тревогу уже объявил. Ребята наверняка поймут, что она не учебная, об учебной обычно предупреждают заранее. Хорошо, значит, прибегут быстро. Теперь что? Сообщить по команде в область. Что сообщить? Николаев сказал что-то странное… «Попов перестрелял…» Может, ему послышалось? Или у старшины болевой шок? Ведь этого просто не может быть — старший дежурной группы ни с того ни с сего сошел с ума и перестрелял напарников. И где он сам? Бродит где-то с автоматом и полным магазином боевых патронов? Или — уже не полным?

Костюченко почувствовал, как холодок пробежал между лопаток.

Он выглянул в окно. Водитель «скорой» и доктор укладывали на носилки грузного Николаева. Они увозили раненого в больницу.

«Шевелитесь, шевелитесь! Жаль, не у кого будет спросить о случившемся. Хотя… Почему не у кого? А Липатыч на что?»

Он посмотрел на экран. В подвале, где размещался ИВС, под потолком была установлена камера слежения. Сейчас на экране прогуливался Микола.

Костюченко нажал кнопку громкой связи. Он вспомнил, что «скорая» предназначалась Липатову.

— Сержант! Как там Липатов в четвертой?

Микола пожал широкими плечами. Подошел к микрофону.

— Нормально.

— Сержант, посмотри, что с ним. — Это уже звучало как приказ. Из Андрюхи какой-никакой, а свидетель. Его надо хорошенько обо всем расспросить.

Костюченко увидел, как Микола пошел по коридору. Остановился у четвертой камеры. Нагнул голову, прислушался. Затем открыл глазок.

Внезапно будто кто-то включил режим ускоренной перемотки. Микола задергался. Движения его стали быстрыми, порывистыми.

Сначала он попытался отцепить висевшие на поясе ключи и открыть дверь. Костюченко видел, как Микола перебирает связку ключей, выискивая нужный. Затем, что-то сообразив, он метнулся к камере слежения, причем вид у него был такой, словно бежал он не десять шагов, а десять километров.

— Он… там… Готов! — Микола ткнул пальцем за спину, двумя руками схватил себя за горло, потом снова ткнул большим пальцем за спину и повторил: — Готов!

У Костюченко уже не хватало адреналина, чтобы правильно отреагировать. Сначала этот чертов Липатов с окровавленной мордой. «ПОМЕШАННЫЙ Липатов», — поправил он себя. «Хотя… Какая теперь разница?» Следующим номером программы — нападение на дежурный наряд. Тут до конца еще ничего не ясно, но… Костюченко попытался отбросить и эту мысль. В голове не хватало места, чтобы аккуратно уложить там все события сегодняшнего дня, который, если верить электронным часам, висящим в холле, только начинается. Десять минут двенадцатого.

И, наконец, очередное ЧП. Снова с Липатовым. «А ведь он даже не зарегистрирован… Поди объясни прокуратуре, почему в четвертой камере ИВС оказался Андрюха Липатов…»