Сергей Довлатов, отвечая на вопросы американского ученого Джона Глэда, автора книги-интервью с представителями разных поколений русского литературного зарубежья, говорил: «Я принадлежу именно к третьей волне. Она имеет свои специфические, так сказать, особенности, которые ко мне имеют самое прямое отношение: я не воевал с оружием в руках против советской власти, я добровольно уехал, я явился в ОВИР, и, так как у меня не было никаких израильских документов, вызовов и прочего, я уехал, изъявив такое желание. У меня не было практически никакой надежды вернуться, в отличие от эмигрантов первой волны, которые были почти все уверены, что они возвратятся… У меня таких иллюзий не было: я уезжал на Запад, зная, что не вернусь… В большинстве я общаюсь с эмигрантами третьей волны, с людьми моего возраста и примерно моего склада, хотя у меня есть знакомые среди эмигрантов второй волны и первой волны»[141]
.Джин Сосин вспоминает: «В нью-йоркском бюро, где я работал, с 70-го года начался поток новой советской интеллигенции, советских писателей. Конечно, одним из самых знаменитых был Сергей Довлатов. Он был очень талантливый. Я не был его боссом, потому что я решал другие задачи… Но я его хорошо помню. Его очень ценили коллеги… Вспоминаю Людмилу Алексееву. Недавно (
«Эмиграция третьей волны как политическое и культурное явление состоялась, – продолжает Скарлыгина. – Ее представителям удалось немало сделать как в литературе, так и в журналистике, в развитии общественной мысли. О ней все больше писали и говорили, с ней уже нельзя было не считаться»[143]
. А в СССР все еще замалчивались десятки славных литературных имен. Все еще не могло быть и речи о публикации в Советском Союзе произведений Бродского или Солженицына.В этот период сотрудниками станции становятся люди, которые заговорили по радио с современным поколением современным языком. В 1970-х – начале 1980-х годов перед микрофоном РС выступали видные советские диссиденты. Это был цвет интеллигенции: писатели, режиссеры, художники, ученые. Новоприбывшие со своей концепцией советской жизни начали в силу своей компетентности вытеснять тех, кто работал на радио прежде. И вот эта новая концепция, новые каноны, в том числе и в культуре, и в литературе, стали утверждаться на радио[144]
.Смена канонов происходила на фоне внутренних конфликтов на радио. До начала 1970-х годов проблемы канона не возникало, поскольку в него могло быть включено любое литературное произведение, запрещенное в СССР. Всем эмигрантам у микрофона казалось, что этих произведений хватит до скончания века. В этот период на радио работала вторая волна эмиграции (эмигранты военных лет) и несколько человек из первой волны (Георгий Адамович, Владимир Варшавский, Владимир Вейдле, Гайто Газданов). Причиной одного из конфликтов стало желание второго поколения эмигрантов, для которых литература была немыслима вне реалистических рамок, расширять великорусскую тематику. Писатели второй волны эмиграции считали, что писатели третьей волны «плодят русофобию своим модернизмом», говорили, что передачи надо делать не для советского, а для русского слушателя. Но жанр радиопередач эмигрантов второй волны был достаточно примитивен: они подавали литературу через биографию писателя и обширные цитаты патриотической тематики[145]
.