Радиоактивный ветер

Наконец, посредник заговорил, голос его странно изменился: густой баритон распался на несколько тембровых оттенков, будто сразу говорило человека три. Но произносили они одни и те же слова.

— Мы услышали твои слова Антон Васильев. В состоянии ли ты встретиться с нами ещё раз, через сутки, когда совет мастеров примет консолидированное решение?

— Не вижу препятствий для новой встречи. Только прошу учесть, что у вас не более двадцати семи часов. Противник — опытные афганские моджахеды. Эти люди чуют подвох издалека. Вашего собрата убьют, а на остальных эмиссаров и посредников они будут охотиться. Не более чем через неделю, они вскроют дислокацию вашей базы или части инфраструктуры и каналов поставок. Потом… Думайте сами. Но потом времени будет не много.

Голова в капюшоне согласно кивнула и посредник слегка откинулся на спинку кресла в котором сидел.

— Мы поняли тебя, Тридцать девятый. Хватит ли у тебя сил, чтобы вернуть то, что похищено и покарать похитителей?

— Ничего невозможного в этом мире нет. Но наш главный враг время. Для того, чтобы собрать группу, мне нужно найти нужных людей, разработать план. И как минимум трое суток чтобы выйти на исходные позиции.

— Завтра в это же время… Мы встретимся тут и продолжим беседу… Ты не обманул наших ожиданий воин… Я рад, что наши дороги пересеклись, пусть даже при столь причудливом узоре линий вероятности. До завтра, Антон Васильев.

— Доброй ночи. Рад был познакомиться.

Выйдя тем же путём, что и вошёл, я направился к башне. Темноту только еле-еле освещали огни костров разбросанных там и сям стоянок сталкеров, у которых не было денег, чтобы укрываться в подземных убежищах постоянно. Тренькала гитара, люди не громко переговаривались между собой. Что могут сказать друг другу только что заглянувшие смерти в лицо? Как правило, ничего особенно важного: некоторые по пьяной лавочке хвастают своими подвигами, когда мнимыми, а когда и настоящими, некоторые просто как заведённые повторяю одни и те же слова, выпуская наружу накопившийся за время пережитого страх. Но всегда и все твёрдо помнят и уверены только в одном: они выжили. Смерть на волосок промахнулась своею острой косой, пронеся её чуть в стороне от их шеи, дав лишь почувствовать этот ледяной холодок на коже. Его чувствуешь, даже если кругом плавится асфальт и горит земля. Даже когда сами камни и сталь готовы расплавиться и превратиться в реки и растечься багряными ручейками, холод отсроченной смерти пробирает до самых пяток… Тогда каждый знает, что трусости нет. Жизнь победила, карты легли удачно и никто не хочет заглядывать в завтра, чтобы там не случилось. Даже следующие пять минут, уже не имеют значения, когда так остро ощущается вкус и запах простой еды и даже воздух пахнущий гарью и местами дерьмом и кровью кажется сладким. И вот уже приходит ощущение, что ничего и никогда лучше этой минуты, отвоёванных у судьбы пары лишних мгновений жизни уже не будет никогда.

Всё это было знакомо и испытано уже давно. Наверное поэтому так трудно было привыкнуть к размеренному ритму мирной жизни, совершенно непонятным и кажущимися дикими правилам повседневности. Все проблемы и заботы людей кажутся надуманными и мелкими. Когда вот только месяц или год назад тебя от последней черты отделял только порыв внезапно налетевшего ветра, помешавшего врагу взять точный прицел и отведя предназначенную тебе пулю … Вот она летит, опаляет тебя горячим ветерком и впивается в кирпичную стену дома, обиженно и зло круша ни в чём не повинный кирпич. А бывает, что и заберёт чью-то жизнь, разменяв её на твою…

И ни дай Бог задуматься над тем, почему сегодня не твой день, час, минута и мгновение. Те, кто мучает себя подобными вопросами и представляет себе, что вот у врага тоже есть семья, дети и может быть он вообще будущий гениальный композитор или врач — быстро пересекают черту. Ту самую тонкую грань, за которой начинается безумие и хорошо, если приходит смерть. Потому что видеть во что может превратить человека его же собственное воображение, даже хуже чем собирать ошмётки разнесённых прямым попаданием 152мм снаряда в клочья товарищей.

Поэтому слышать плоские шутки, невнятное бормотание и тоскливый или напротив, разухабистый вой под гитару, разнимать дерущихся насмерть из-за какой-то Люськи, это нормально. Жизнь берёт своё. Именно так ведут себя живые люди, которых война опалила, но не расплавила, а лишь закалила, сделав сильнее. Жизнь в подобных условиях приучает человека к предельной ясности и простоте, когда нет места двусмысленностям, иносказаниям и компромиссам с совестью и обстоятельствами. Если приобретаешь врага — нет покоя пока кто-то из вас ещё дышит, а если появляется друг, то это навсегда. И те и другие становятся частью души, постоянно проверяя то, что ты из себя представляешь. Чего стоишь и это не измеряется деньгами.