Радиоактивный ветер

— Это взаимно. Мне тоже давно… Нет, вру. Никогда ещё не было так… Вот так. Извини, я не умею говорить толком в такой ситуации. Просто знай, что я счастлив. Видишь, как получилось: пришёл сюда за комфортом, привычным образом жизни, а нашёл…

— Что? — Девушка нетерпеливо приподнялась на локте и заглянула своими огромными тёмно-серыми глазищами прямо в душу.

— Счастье. Ты тоже подарила его мне и теперь оно всегда будет со мной, куда бы я ни отправился.

— Смешной… — Даша ткнулась носом куда-то в район моей подмышки потом заворочалась, устраиваясь поудобнее и уже в полусне пробормотала — Давай спать Васильев, вставать завтра рано. Мне в дорогу, да и ты, наверное, не засидишься. Вернусь через неделю, буду ждать тебя… Только попробуй потеряться. Убью… — Последние слова были сказаны полусонным шёпотом, которое сменило ровное и ставшее уже родным, дыхание. Пусть всё идёт своим чередом, счастье — очень эфирная материя…

Привычка не заглядывать далеко вперёд появилась у меня сразу после первой «горячей» командировки, когда взрывом своей же артиллерии накрыло нашу роту, выдвинувшуюся на замену сводной группы «ВВшников» и «красноармейцев»[36]. Мы должны были развернуться и поэтапно поменять какой-то ОМОН. Вертолётная пара уже отвернула, закончив сопровождение и мы двигались колонной, на довольно приличной скорости, опасаясь засады. «Чехи» отлично пользовались своим знанием местности и если их наблюдатели заметили, что «крокодилы»[37] отвалили, то вполне была вероятность «горячей» встречи, уже на подходе к блокпосту.

Нас (меня и мою группу), спасло то, что комроты поставил в походное головное охранение и наша БМП-3[38] с моими архаровцами на броне, оторвалась довольно далеко от колонны. Роту накрыло артударом полковой артиллерии. Какой-то мудак в штабе артдивизиона неверно передал координаты на батарею и вместо духовского кучмана накрыло мою роту. Что такое работа по площадям десяти мобильных артсистем типа «Акации»[39], думаю объяснять не надо — колонну раздолбали в пыль. А когда обстрел прекратился, мы уже мало что могли сделать: из восьмидесяти человек, выжил только едва ли каждый пятый. Погибло трое моих друзей, не осталось даже путных останков, по которым их можно было бы опознать. А мы строили планы, что по прибытии в ППД отметим день рождения самого младшего из нас — Вадима… Ему так и осталось девятнадцать. Навсегда.

Виновного тут же услали во Владикавказ и так я до этой гниды и не добрался. Но с тех пор никогда не строю далеко идущих планов, это стало плохой приметой. Бывшая жена не понимала истинной причины. Ошмётки человечьего мяса ей не предъявишь, а просто сказать, что примета не позволяет… Так какой же штатский человек к этому серьёзно отнесётся? Это была одна из причин периодических скандалов и слёзных сцен.

Даша ещё ни разу не спросила меня о том, что будет после. Не имелось, конечно, ввиду какое-то конкретное событие, а просто — «после». Мы оба понимали, в каком месте живём, постоянно сталкивались с одними и теми же проблемами, а смерть и кое-что похуже, постоянно ходят рядом, неподалёку. Поэтому я впервые встретил женщину, которая живя на войне, знала все её приметы и… понимала. Это понимание между нами было практически инстинктивным, не требующим слов. Научившись ценить то, что даёт тебе судьба, легче потом относишься к тому, что она у тебя забирает. Поэтому такими яркими были те мгновения счастья. И так долго помнилось то хорошее, что происходило в эти редкие моменты, что приходило понимание — лучше уже не случится никогда. Возможно потом, с другой, будет большая привязанность, расчёт или уже привычка, но вот так уже не будет. Настоящее пришло только здесь и сейчас, а потом… Пыль и тлен. Но ни капли сожалений.

Лёгкий шорох вывел меня из состояния философической задумчивости, заставив мягко высвободиться из объятий подруги и прихватив с края тумбочки новое приобретение, с навинченным «тихарём», я осторожно стал подниматься на первый этаж. Было тихо и шорох повторился уже громче, звук шёл из гостиной. Голый мужик с пистолетом — это уже неожиданность, поэтому я в полуприсяде выглянул в проём, так, что видна была вся комната. На ковре в центре комнаты стоял мой побратим.

То, что это был Охотник, не было никаких сомнений: фиолетовая шкура и дарёный медальон на шее. Изменяющий заметил меня и в мозг ударило волной эмоций (узнавание, насмешка, радость и некое волнение). Я опустил пистолет и чуток выдохнул.

— Что у вас за манера являться ночью, да ещё в такие … Неподходящие моменты.

— Прости, Тридцать девятый. Время. Надо идти. Ты и я. Видящий Путь ждёт. Сейчас. Торопись.

Это было странно, видимо некто, кто мог приказать моему, казалось, полностью автономному побратиму тоже возымел желание побеседовать. Дело уже привычное, но как далеко этот некто, учитывая специфику внешности Охотника.

— Даша уходит на рассвете, а под вечер придут люди. Без обид, но времени в обрез. Как далеко место встречи?