Взрыв со стороны складов раздался спустя пять минут после того, как мы сошли с южной тропы в трясину. Островок, о котором я говорил, лежал чуть юго-западнее и в стороне от лагеря афганцев. Расчет был на то, что «ciчевые» повозятся с сумасшедшими репортерами и решат их допросить, перенеся поиски в район обнаружения незадачливых писак. Мы же сменим направление и пойдем на юго-восток, не отклоняясь от тропы, но и не выходя на нее. Болото кишит хропунами, местами опасно высок радиоактивный фон. Местность, по которой нам предстояло уходить, была малопригодна для этой задачи, на том и строился весь план. Нас просто побоятся искать так глубоко в топях. Подошел Тихон, что-то беспокоило проводника. Пока Михай устраивал девицу и парня на кочках, я вопросительно глянул на мутанта, тот чуть замялся, потом сказал:
– Изменяющий… Антон. Не делай девочке зла, пусть уйдет из Зоны по-хорошему. Парень… – Тихон махнул рукой, – безнадежен, деньга его длинная сюда привела, да и умом повредился сильно. Но вот девочка совсем не при делах, не трогай ее, а?
Я подошел к Подорожнику вплотную и посмотрел в его чуть светящиеся в сгустившейся темноте кошачьи глаза. Он не зря просил за журналистку, это понятно, но неужели тертый бродяга настолько размяк, что не понимает причин, по которым его просьба невыполнима?
– Тихон, ты сам-то смекаешь, чего просить вздумал? Я не убийца женщин и детей, если они не взрывают мой дом или сами не пытаются убить меня, но… Ты серьезно полагаешь, что «ciчевые» вот так спокойно отпустят журналюг обратно в теплую редакцию, не выпотрошив их до отказа? Ты пощадишь девчонку, она даже, может быть, клятвенно пообещает тебе полное молчание и конфиданс. Но вот дознаватели «ciчевых», прошедшие подготовку скорее всего где-нибудь под Львовом[53]
, выпотрошат твою девочку, как пойманную рыбу. И она споет им все, даже если этого не захочет. А она захочет – там учат так, чтобы человек захотел рассказать, уверяю тебя. Потом они отловят тебя, Буревестника и его гоп-компанию и стыканутся с нами. Из-за твоей доброты пострадают очень многие. Я еще плохо владею Даром, поэтому выжечь мозги – это вполне реально, но вот только часть… Трудно обещать такое. Идти или не идти сюда – это был их выбор, и если получилось не так, как они ожидали, – так это просто шутка судьбы. Я не смогу защитить троих беспомощных гражданских. По топям нам самим-то уйти почти нереально, а мы полны сил и немало тренировались. Загубим всех. Не проси, Тихон, не стану я этого делать. Журналюгам так и так каюк. Пойдут с нами и скорее всего сдохнут от радиации: костюмов у них нет, сил идти – тоже, стрелять они не умеют, вскроют группу, и загнемся все вместе.– Жалко ее, молодая. Смелая очень. Ей говорили, что соваться сюда нельзя… Постарайся, чтобы в уме осталась. – Тихон тоскливо глянул на меня. – Вдруг смогешь, а?
– Хорошо, я попробую. Но не обещаю, что получится. Жечь мозги духу было и то не просто, до сих пор кровь носом идет. Что получится сейчас, не знаю, посмотрим.
Тихон снова поглядел на меня так, как в нашу первую встречу у костра, только на этот раз я своим новым чутьем уловил некий мыслеобраз. Туманную картинку, сложившуюся в одно-единственное слово: «Ступающий». Что бы это ни означало, так он обозвал именно меня. Эмоциональная окраска слова являла собой смесь страха, надежды и чего-то еще, что никак не давалось облечь в слово…
Михай доложил, что поместил заложников на островке, придав им позы самостоятельно выбравшихся на сушу людей. Следы румын замел грамотно, я только подогнул пару «указок», хотя в темноте этого никто не заметит, но так – на всякий пожарный. Парень тихо постанывал, и его я пробил довольно быстро: изнасилование поломало сознание сильнее, чем я ожидал, и теперь это было растение, а не человек. С девушкой следовало обойтись чуть деликатнее, правда, в успехе я совсем не был уверен. Просто очень осторожно, вскрывая слой за слоем, стал пробираться в воспаленное, измученное, но не сломленное сознание, хотя время и поджимало…