Когда понимаешь, что оказался по разные стороны линии огня с человеком, который, возможно, в недалеком прошлом делил с тобой последний сухарь и глоток воды, делается муторно на душе. Ты знаешь, что все равно придется с ним воевать и пощады давать и просить не следует. Но это похоже на бой с самим собою или с близким другом, невольно оказавшимся в роли врага, не учебного, а реального – хитрого, расчетливого и беспощадного, как ты сам. Превратности войны именно таковы: не всегда получается стоять плечом к плечу, часто приходится и направлять друг на друга оружие, и тогда вариантов решения проблемы только два: спустить курок самому или получить выстрел в ответ.
Колонна прошла, и через полчаса появилось двое из тылового охранения. Всего преследователей было двенадцать человек. Я выждал еще пару минут и двинулся следом.
2.3
Уже в сумерках мы подошли к хутору. Преследователи остановились, тыловое охранение заняло позиции, развернувшись на север. Как я и предполагал, огонек костра заметили и выслали разведчиков. Видимо, побоялись спугнуть и просто пронаблюдали издали. Главное было вычислить, где сидит снайпер. Уберу его, и противник лишится главного козыря – звена поддержки. А потом следует уничтожить связь. Некоторые ошибочно считают, что голова всего в подобных отрядах – это командир. Могу разочаровать, это не совсем верно, и если сосредоточить внимание именно на звене управления и связи, можно только чуть снизить эффективность подразделения, но не более того. Если это тот, о ком я подумал, то бойцы будут действовать по схеме автономно, не отвлекаясь на второстепенные цели, их не обязательно понукать по рации. Поэтому, раз уж пошли серьезные дела, лучше реально притормозить «дальнобойщика» и его приятеля, а уж потом свести более короткое знакомство с их начальством.
Сумерки становились все гуще, противник уже занял место для ожидания – выставил наблюдателей и скоро выдвинет штурмовиков на позицию. Рассуждая здраво, так и следовало поступить: устранить всех, кто мешает, и захватить тех, кто нужен. Тем более, что, по прикидкам, нет вокруг ни одного подходящего места для укрытия. Поэтому пора сворачивать операцию и выводить бойцов в точку эвакуации, пока вертушка еще сможет прилететь. На разведку и выдвижение у противника уйдет около сорока минут, которые следует отыграть в свою пользу, не спугнув штурмовиков, ударить им в спину.
Я развернул карту и прикинул позицию снайперской пары: если бы я был «дальнобойщиком», то где бы я сел?… Мест таких оказалось всего два, и оба на расстоянии семисот метров от развалин: холмы, могущие выступить в качестве господствующих высот, и склон мусорной горы на удалении тысячи двухсот – тысячи четырехсот пятидесяти метров, чей радиационный фон был не так высок, как у ее «сестер» на Свалке.
Побродив в окрестностях, холмы я исключил: вражеский стрелок умен и, скорее всего, осведомлен о вооружении Юриса. Даже на семистах метрах тот способен почти на равных потягаться с «дальнобойщиком» и вычислить его. ОЦ-48 давала моему другу возможность поиграть в пятнашки с вражеским стрелком, почти не напрягаясь. Помимо перечисленного, противник учел и фактор противодействия от мобильной группы, каковой я в настоящее время и являлся. Где стрелка не будут искать? Правильно, там, где опасно или на первый взгляд невозможно быть, а именно таким местом и был склон мусорной горы. Главным условием для профессионала всегда остается выполнение боевой задачи, а «мелочи» вроде последствий радоблучения отходят на второй план. Позиция была идеальная: вид на хутор с расстояния в полторы тысячи метров открывался отличный и развалины как на ладони. Если при штурме возникнут осложнения, то от пуль, прошивающих легкую броню, трухлявые бревна не спасут. Штурмовикам потребуется только скорректировать огонь стрелка и добить выживших (хотя после такого попадания шансов остаться в живых долее чем на полчаса нет).