Из всего того, что мы говорили выше, совершенно ясно, что выступление Радищева против самодержавия и крепостного права носило глубоко социально-общественный, а не личный характер. Субъективно Радищев так изображает причины своего протеста. «Я взглянул, — говорит он, — окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала»… «Я узрел, — продолжает он, — что бедствия человека происходят от человека… я человеку нашел утешителя в нем самом… Тогда, — говорит он, — воспрянул я от уныния, в которое повергли меня чувствительность и страдание, и ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению. И — веселие неизреченное! Я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть в благоденствии себе подобных. Се, — заканчивает он, — мысль, побудившая меня начертать что читать будешь». Вот непосредственные, так сказать, причины выступления, корни которых уходили глубоко в социально-экономическое развитие России второй половины XVIII века.
Радищев меньше всего мог жаловаться на личные обиды. Успехи по службе он делал поразительные так, ко времени написания «Путешествия», он занимал ответственный пост директора крупнейшей в России таможни, за добросовестную службу был награжден чином коллежского советника и орденом св. Владимира 4-й степени и даже был на хорошем счету у самой императрицы. «Уверенная в непоколебимой честности и совершенном бескорыстии, — сообщав Бантыш-Каменский, — государыня удостоила его важным поручением: при начале войны с Швецией ему было поручено арестовать и описать все шведские купеческие корабли и сделать обыск всех запрещенных товаров во всех петербургских лавках и магазинах». Все это свидетельствует, что для личного недовольства не было никаких причин.
Радищев был не из тех
Принципы истинной добродетели, окружающая социальная несправедливость толкали его на мужественный подвиг в духе республиканских героев Плуарха.
В СИБИРИ
«Земля наша велика и обильная, а порядка в ней
нет».
«Безотраднейшая картина: горсть людей, оторванных от света и лишенных всякой тени надежд на лучшее будущее, тонет в холодной черной грязи грунтовой дороги. Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная грязь, серое небо, обезлиственные, мокрые ракиты и в растопыренных сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет».
Восемнадцатого сентября 1790 года «Русского Мирабо»[19] закованного в кандалы и одетого в «гнусный нагольный тулуп, взятый у тюремного сторожа», отправили в Сибирь. Позади оставались родные, друзья и четверо детей — все любимое и дорогое; впереди — длинный и мучительный путь на перекладных, в соседстве с фельдъегерем; лишение, нужда и неизвестная будущность. За литературное путешествие «из Петербурга в Москву», Радищев проделал действительное и вынужденное путешествие от Петербурга до Илимского острога.
Но остался в Петербурге преданный друг, либеральный соучастник и вдохновитель Радищева, Александр Романович Воронцов; образованный, хитрый и влиятельный граф чувствовал свою вину в несчастьи Радищева: у него много было на уме того, что у Радищева оказалось на языке.
Помощь Воронцова Радищеву была значительна. Везде и всюду, где представлялась возможность, он старался облегчить тяжелую судьбу бывшего «прямодушного чиновника». Перед отправкой его в Илимский острог он писал ко всем губернаторам тех мест, где должен был проезжать сосланный Радищев, «чтобы с ним обходились со всевозможным снисхождением»; передал 200 руб. ассигнациями Тверскому генерал-губернатору Осипову и просил его «снабдить Радищева пристойным и покрытым тулупом, шубою, сапогами, чулками и прочим бельем и платьем пристойным».
Благодеяния и самое живейшее участие Воронцова следовало за Радищевым до самого острога и не прекращалось до его возвращения из Сибири. «Когда все, казалося, меня оставляло, — писал он ему, я ощущал, что благодетельная твоя рука носилась надо мною». По ходатайству Воронцова в Нижнем-Новгороде с Радищева сняли кандалы, уменьшили стражу и во всех городах по пути в острог он встречал ра душный прием от местного начальства, деньги, посылки и книги, присланные Воронцовым. «Я пользуюсь здесь благодаря рекомендациям Вашего Превосходительства очень хорошим приемом у губернатора» писал он из Тобольска. Воронцов назначил ему ежегодную пенсию в 800 руб., взял под свое покровительство оставшихся детей, высылал ему в острог книги, журналы, газеты, медикаменты и огородные семена.