Радищев

Из дорожных сундуков были извлечены парадные кафтаны, и студенты, несмотря на поздний час, поспешили на улицу: дорога порядком всем наскучила. Часть студентов обосновалась в ближайшем кабачке. Радищев с двумя своими друзьями, Алексеем Кутузовым и Федором Ушаковым, пошли к Старому рынку, спрашивая у встречных дорогу. Здесь, поблизости от Старого рынка, в доминиканском монастыре, разместился богословский факультет, а рядом с ним факультет юридических наук — цель путешествия русских студентов.

На старинной гравюре прославленный лейпцигский университет выглядит довольно большим и мрачным зданием с маленькими, похожими на бойницы окнами, с многочисленными пристройками и пустынным, мощенным камнем двором.

Друзья долго стояли, молча глядя на стены и темные окна университета. Чужими, одинокими чувствовали они себя в большом городе.

Домой они вернулись в тот поздний час, когда толпы веселых, франтоватых студентов, возвращаясь из театра, громко распевали песни и провозглашали «ура» под окнами любимых профессоров.

Лейпциг называли в XVIII веке «Парижем в миниатюре».

По словам Гёте, учившегося в Лейпциге одновременно с Радищевым, город поражал приезжих кипучей жизнью, торговой деятельностью, знаменитыми ежегодными ярмарками.

Спустя двадцать лет после Радищева в Лейпциге побывал Н. М. Карамзин.

«Я не видел еще в Германии такого многолюдного города, как Лейпциг. Торговля и Университет привлекают сюда множество иностранцев», — писал он в «Письмах русского путешественника». «Говорят, что в Лейпциге жить весело, — и я верю. Некоторые из здешних богатых купцов дают обеды, ужины, балы. Молодые щеголи из студентов являются с блеском в сих собраниях: играют в карты, танцуют, куртизируют[51]. Сверх того, здесь есть особливые ученые общества, или клубы; там говорят об ученых или политических новостях, судят книги и прочее. Здесь есть и театр… Для того, кто любит гулять, много вокруг Лейпцига приятных мест… Почти на всякой улице найдете вы несколько книжных лавок, и все лейпцигские книгопродавцы богатеют…»

В широких аллеях Долины Роз прогуливались городские щеголихи с осиными талиями и франты в напудренных париках. Зеленоватый лед, сковавший Плейсе, был исчерчен острыми коньками. Здесь до позднего вечера скрипели санки гуляющих, гремела музыка. Модные товары продавались в изобилии в нарядных лавках, манили рестораны и погребки…

Но и здесь, как везде, как и в Петербурге, жизнь имела две стороны.

Едва ли русские юноши, особенно первое время пребывания в Лейпциге, имели представление об оборотной стороне медали — о том, как живет народ в «Священной Римской империи Германской нации», раздробленной на сотни независимых и полузависимых государств, раздираемых интригами и ссорами между их властителями: бесчисленными королями, герцогами, эрцгерцогами, пфальцграфами, маркграфами, бургграфами, епископами и т. д.

Но бедственное положение крестьян в стране, целиком находившейся в руках дворянства, не могло со временем не обратить на себя внимания Радищева. Большая часть крестьян тогдашней Германии были крепостными. Их нищета, их бесправие и полная зависимость от господского произвола во многом напоминали безрадостную участь русского крепостного раба…

Русских студентов внесли в университетские списки. Их было одиннадцать человек: князь Александр Несвицкий, князь Василий Трубецкой, Федор и Михаил Ушаковы, Николай Зиновьев, Алексей Кутузов, Иван Челищев, Александр Рубановский, Сергей Янов, Иван Насакин, Александр Радищев. Они предстали перед «высокочтимым ректором» в пурпурной мантии, с золотой цепью на шее. А затем уселись на длинных скамьях между витыми колоннами аудитории, над которой возвышался на кафедре пышный парик профессора государственного права.

* * *

…Время шло. Быстро проносились дни в шелесте страниц ученых фолиантов[52], в приглушенном гуле молодых голосов под старинными оводами университета, в хмельных песнях в Ауэрбаховом кабачке, на стенах которого был намалеван знаменитый доктор Фауст[53], в круглой шапке и брыжжах, верхом на винной бочке, готовый, как и двести лет назад, принять участие в ночной пирушке веселых школяров.

Аудитория в лейпцигском университете.

Вот уже первый весенний дождь прошумел над острыми крышами города, и первый соловей защелкал в кустах сирени на кладбище святого Иоанна…

Профессор словесных наук Геллерт[54] любил прогуляться в послеобеденный час верхом на смирной белой лошадке. Сельская тишина широких липовых аллей Долины Роз располагала к мечтательной задумчивости. Он ехал шажком, раскланиваясь со встречными. Вон те двое, что только что поклонились ему, — русские студенты. Одеты они бедно: стоптанные башмаки, рваные кафтаны. Но народ отменно способный. Геллерт улыбается им, проезжая мимо…