Радиус взрыва неизвестен

И вдруг понял: да! Ему хочется снова увидеть Галину Сергеевну, разговорить ее, понять ее, узнать, о чем она думает, когда глаза ее из серых становятся прозрачно-зелеными, — это он заметил еще вчера. Рассердившись на себя, он швырнул в чемодан сиреневую сорочку, которую решил было надеть, повесил обратно в шкаф новый костюм и направился в институт.

Там все было по-прежнему. Суетился директор, и было ясно, что ему смертельно надоела эта вызванная им самим суета, хочется вернуться к первобытному состоянию, когда никто ничего с него не спрашивает, благо лето, шторм кончился, можно ехать на пляж, на дачу…

Староверов заглянул в палату к больному мальчику, застал его за завтраком, — мальчик был весел, ел с аппетитом, только порой с испугом оглядывал свои повязки и боялся поворачиваться. Староверов поднялся к себе и вдруг набрал номер телефона гостиницы.

— Знаете, ваш крестник чувствует себя отлично! — сообщил он, услышав все еще слабый голос Галины Сергеевны, и без перехода добавил: — Не разрешите ли пригласить вас позавтракать?

— Вы же запретили мне подниматься, — напомнила она.

— О, мы организуем завтрак у постели больной! — поспешил он.

Она помолчала, словно обдумывала его предложение, потом довольно сухо ответила:

— Пожалуйста. Через полчаса.

— Вот и отлично! — опять переходя на тот же противный «докторский» тон, сказал он. На мгновение представил, как она морщится, и чуть не с облегчением услышал:

— Почему вы разговариваете со мной так, словно я при смерти?

— Нет, нет, что вы! — испуг его был таким откровенным, что она засмеялась в трубку и уже более миролюбиво сказала:

— Я жду вас через полчаса.

В институт он так и не вернулся. Сначала они завтракали, потом — он пошел за газетами, прихватил попутно цветов, позже явился к обеду, затем навестил перед ужином, а в промежутках между этими священнодействиями бродил по городу, стоял на Приморском бульваре, наблюдая, как отходят в дальние страны пароходы из порта, и удивлялся тому, что еще вчера ничто подобное не приходило ему в голову.

Это восхитительное ничегонеделание продолжалось несколько дней. Борис Петрович с утра звонил Галине Сергеевне, ревниво вслушиваясь в тон ее голоса, — не надоел ли? — и, уловив нотку радушия, торопливо бежал в ресторан заказывать завтрак. Это можно было сделать и по телефону, но ему казалось, что личное участие в обсуждении столь важного вопроса обязательно…

После завтрака они болтали еще час-полтора, потом Борис Петрович с сожалением уходил. С трудом проводил он время до обеда, когда вновь мог сидеть напротив молодой женщины, слушая ее иронические высказывания о медицине. О, она умела говорить колко и зло!

— Скажите, а почему вы, медики, лечите больных до сих пор по методам Гиппократа и Лукмана? — спросила как-то она. — Ученые за это время подарили вам микроскоп Левенгука, атомную пушку, изотопы, а вы все прописываете экстракт из корня валерианы, белладонну да каскара саграда. В дореволюционной «Ниве» была такая реклама на обложке. Когда я рассматривала старые журналы, мне все хотелось узнать, что это такое — каскара саграда…

— …слабит легко и нежно, — безжалостно закончил он. И хмуро объяснил: — Ольховая кора. — Выведенный из терпения ее нападками, которые порой и сам признавал справедливыми, он вдруг перешел в наступление: — Ну, а тот аппарат, благодаря которому вы спасли жизнь мальчику, тоже существует со времен Гиппократа и Лукмана?

— Это запрещенный прием! — объявила она. — Кстати, и Гиппократ лечил сбрасыванием крови, а ваш аппарат для переливания — только оборотная сторона его метода.

Заметив, что Староверов начинает злиться, она вдруг прикидывалась ужасно заинтересованной его работами. Ей всегда удавалось изменить его настроение.

— Ксения Львовна рассказывала, что вы участвовали в борьбе с пандемией гриппа. Как вы это делали? — и чуть насмешливее, чем это было бы уместно, добавляла: — С детства люблю рассказы о героях.

— Грипп есть грипп, — неохотно говорил Староверов, пытаясь еще бороться с искусительницей.

— Грипп есть болезнь. Все прочее есть гиль! — передразнила она, перефразировав строчку Грибоедова. — Скажите, а со студентами вы так же разговариваете? Нет? Отлично. Представьте себе, что перед вами непонятливый студент, объясните ему внятно и отчетливо, что это такое.

И Староверов тут же убеждался, что если перед ним и студент, то очень понятливый. Он увлекался рассказывая, даже переставал искать синонимы для медицинских терминов, и Галина Сергеевна ничем не показывала, что ей скучно.

В его объяснении дело обстояло так: появление новой вспышки гриппа, с катастрофической быстротой охватившей почти половину земного шара, свидетельствовало о том, что возбудитель болезни претерпел какие-то изменения и стал более опасен. Такие явления случались и раньше. Вирусы появляются и исчезают, чтобы потом, возникнув иногда через годы, а порой и через сотни лет, дать новые эпидемические вспышки. Так случилось после первой мировой войны, когда внезапно вспыхнула эпидемия испанки. Тогда болезнь унесла едва ли не больше жертв, чем сама война.