Радогощь (СИ)

Спустя пару минут моя вагонетка начинает дрожать, потом вздрагивает, будто кто-то рывком её дергает, а затем отпускает, и медленно выкатывается за ворота. Шуршит под колесами гравий, вагонетка вибрирует, набирает скорость, заходит за поворот и вдруг резко ускоряется. Я съезжаю с ящика вниз, падаю попкой на железное холодное дно, подтягиваю к себе рюкзак и прижимаю его к груди. Мимо проносятся сосны и ели, длинные ветки хлещут по вагонетке, вниз сыплются иголки, натягиваю капюшон и нагибаю голову.

Вагонетка ещё сильнее разгоняется, скрипит, качается, с громким скрежетом колеса врезаются в гравий, на новом повороте вдруг резко подпрыгивает, накреняется. Я падаю в угол, прижимаюсь к стенкам, ящики падают на меня, отталкиваю их ногами. Вся сжимаюсь, боюсь, что сейчас вагонетка опрокинется и кубарем поскачет под откос. Но она всё же выравнивается, встает всеми четырьмя колесами на насыпь и мчится дальше, катится с крутой горки.

Через некоторое время осмеливаюсь, подползаю к переднему краю, высовываю нос над бортиком и вижу впереди гору, дорожная насыпь упирается прямо в неё. Если сейчас вагонетка врежется в скалу, то я разобьюсь в лепешку. Смотрю по бокам, насыпь высокая, скорость большая, прыгать вниз страшно. Снова сажусь на дно, прижимаю к груди рюкзак, зажмуриваюсь, готовлюсь к удару…

Ветер свистит в ушах, вагонетка всё мчится и мчится, не останавливаясь. Немного приоткрываю глаза – темно. Ничего не понимаю, оглядываюсь по сторонам. Я как-то оказалась внутри горы, трясусь в вагонетке по откуда-то взявшимся узким рельсам, парящим в невесомости. Они то расходятся друг от друга, и тогда вагонетка наклоняется на сторону – скрипят два колеса на одной рельсе; то сходятся, и вагонетка снова падает на все четыре опоры, и я несусь вместе с ней на бешеной скорости.

А там внизу течет огненная река, длинные языки пламени облизывают черные каменные выступы, отбрасывая на потолок яркие всполохи. Вагонетка устремляется именно к ней, трясясь и подпрыгивая на каждом повороте, очень боюсь, что она вот-вот опрокинется и я улечу прямо в огонь. С каждой секундой я чувствую жар, исходящий от этой реки.

Вдруг впереди вижу железный мост, переброшенный через пропасть, он горит, весь охваченный пламенем. Вагонетка проносится мимо указателя. Я успеваю прочитать огненные буквы на железной табличке: «Калинов мост». Значит, это и есть река Смородина? А я как-то иначе всё это себе представляла, думала, что по берегам растет смородина, а мост сделан из веток калины.

Перед мостом стоят двое нелюдей в черных мантиях с надвинутыми капюшонами, в руках у них длинные литовки. Они замахиваются, и я в страхе падаю на дно вагонетки, прямо перед моим лицом проносятся острые тонкие лезвия, шаркаются друг об друга и вверх взметается сноп искр. Одна литовка всё же зацепляется о бортик, вагонетка притормаживает, та темная фигура останавливает её, тащит обратно. А до конца моста остается всего ничего, там впереди светится белый круг, на вроде портала, я вижу проспект и грохочет трамвай по мостовой. Вагонетку тянут назад, раздается противный скрежет железо об железо, и она начинает медленно и тяжело откатываться назад. Нет, желаемое так близко, я не хочу обратно!

Сгребаю в охапку свой рюкзак, разбегаюсь, вскакиваю на бортик и со всей силы оттолкнувшись, прыгаю в ту самую белую дыру. В последний момент вижу, как мелькает над моей головой длинное лезвие, я уворачиваюсь от литовки, и оно перерезает лямку на моем рюкзаке. Меня вдруг подхватывает какая-то неведомая сила и втягивает внутрь портала.

Падаю и бьюсь коленками об мостовую. Слышу лязг тормозов, скрип шин об асфальт, отскакиваю, запинаюсь о бортик и тут же растягиваюсь на тротуаре.

– Да что же это такое? – слышу взволнованный женский голос.

– Жить надоело – кидается под машины, – бурчит мощный бас.

– Дорогу в неположенном месте стала перебегать и на тебе, – ворчит какая-то старушка, – жива ли она там?

Кто-то поднимает меня и ставит на ноги. Осматриваю себя, вроде цела, оглядываюсь по сторонам – это же мой родной город. Всё знакомое, вон и давешнее табло светится, показывая почему-то март. Но мне некогда думать об очередной загадке взбалмошного экрана, в который пробрался вирус – на остановке стоит троллейбус моего маршрута, как раз довезет до дома, нужно на него успеть. И ни слова не говоря прохожим, срываюсь с места, добегаю до троллейбуса и заскакиваю в салон прежде, чем захлопнутся дверки. Падаю на сидение, жмусь к окошку. Сердце бешено стучит, поверить не могу, что я вернулась в свой родной город, что я дома!

– Девушка, у вас джинсы порвались, – кто-то говорит мне.

Поворачиваюсь на голос, смотрю на свои ноги – на колене разорвана джинса, кожа содрана, вроде глубоко так, а крови нет и не саднит. Смахиваю пыль с колена. Вижу, что ко мне направляется кондукторша, лезу в карман рюкзака, собираю мелочь, отдаю ей.

– Вы уверены, что вам именно туда нужно, а не в обратную сторону? – спрашивает она. Хитро так на меня смотрит, забирает деньги и отрывает мне билетик.