Радость и страх

Однако же Кит, вообще нечуткая к душевному состоянию окружающих, ошиблась насчет Нэнси. Бывать в "Масонах" для нее не просто удовольствие. С переходом из детства в отрочество эта неказистая девочка переживает минуты острой непонятной тоски. "Масоны" она любит чуть ли не больше прежнего, но к этой любви примешивается теперь тревога, смятение. Она пользуется любым случаем, чтобы удрать туда - к пирожным, конфетам, бассейну, болтовне с веселыми гостями, но радуется всему этому только в обществе деда. К Бонсеру она привязалась страстно. Однажды она нашла его в саду вдвоем с молодой женщиной, и он так разозлился, что закатил ей оплеуху. В ту ночь Нэнси изведала предельное отчаяние и горе. Она проплакала несколько часов, затыкая рот подушкой, чтобы не услыхали родители, и утром еще чувствовала себя разбитой. Неделю она не показывалась в "Масонах". Слишком ей было стыдно, слишком страшно, что дедушка ею недоволен.

Даже слава "скверной девчонки", утвердившаяся за нею в школе, уже не радует ее. Она грубит не только учителям, но и своим поклонницам. Ищет уединения и мрачно размышляет о своей судьбе. Начинает себя ненавидеть и, глядя в зеркало, с отвращением отмечает, какой у нее большой рот и маленькие глаза, какая короткая шея и толстая грудь. Нет, лучше умереть.

Но в тот же день, бредя по Хай-стрит и неистово себя жалея, она слышит возглас: "Здорово, малышка!" - и видит, как из машины к ней склоняется круглое, точно солнце, лицо Бонсера. Он поворачивается к своему соседу, самому богатому в Эрсли ресторатору. - Знакомьтесь, моя внучка. Мы с ней друзья. Видали? Это она мне свидание назначила. О, эта далеко пойдет, будьте уверены... Ну, лиса этакая, что еще надумала? Покататься? Ладно, лезь сюда. Да ты что ж не здороваешься?

- Ой, дедушка. - Она птицей впархивает в машину и обнимает деда за шею. Миг - и она пристроилась рядом с ним и уже мчится прочь от ненавистного Эрсли. Она переполнена такой любовью, такой благодарностью, что не может выразить свои чувства словами, а только тычет его локтем в бок. Ибо она понимает, что прощена, что полубог, давший ей пощечину, не держит на нее зла.

Она прощена, и от этого Бонсер ей еще милее - у нее не осталось сомнений, что в "Масонах" она желанная гостья. Она таскается за ним как собачонка, вполне довольна, если раз в полчаса он дарит ее улыбкой, блаженствует, забравшись к нему на колени. Она надоела бы ему до смерти, если б ее обожание не радовало его, если бы у них не было общих интересов, если б их не связывала близость, не поддающаяся разумному объяснению. Оба они любят быструю езду, сладкие пироги, сплетни и джаз. Для обоих нет большего наслаждения, как мчаться куда-то с бешеной скоростью, зная, что рядом есть родственная душа. Оба любят все новое, самый последний крик. Когда Бонсер придумал фонтан, освещенный цветными лампочками, Табита морщилась, но Нэнси плясала от восторга. А в 1934 году он выписал радиоприемник, и они вместе ползают по полу в вестибюле среди проводов и ламп. Бонсер хватает отвертку, обещает улучшить звук, и тут же наступает молчание. Он клянет инженеров на заводе - ни черта в своем деле не смыслят - и вызывает механика. Когда же приемник наконец оживает, он торжествующе и самодовольно крутит ручку настройки и дает пояснения: "Вот Москва... нет, Берлин, а вот Нью-Йорк". И лицо Нэнси, оглядывающей публику, словно говорит: "Правда, он маг и волшебник?"

- Вот, пожалуйста, Ла Скала, Милан. Этот человек поет за три тысячи миль от нас - видали вы что-нибудь подобное?

На его лице, которое с каждым годом процветания становилось все краснее и толще, пока не стало таким же круглым, как у стоящей рядом с ним внучки, и даже на лицах юных скептиков, заехавших сюда выпить, а теперь столпившихся в вестибюле, чтобы увезти с собой новый анекдот про старого Дика Бонсера, написано изумление, придающее и самым прожженным из них невинный и глуповатый вид.

Он опять покрутил ручку, и комнату заполнил истерический визг. "Гитлер!" Бонсер победно улыбается, словно этот демагог выполняет его личную волю. - Его небось одновременно слушают сто миллионов. А еще говорили, что все на свете изобрели англичане.

В глазах внучки Бонсер - самый великий человек на свете. Она все замечает - как он отдает приказания садовникам и официантам, как велит построить новую теплицу, расширить бассейн. А вот он стоит в вестибюле, окруженный смеющимися девушками и важного вида мужчинами - они приехали на дорогих машинах нарочно, чтобы послушать его шутки или просто пожать ему руку.

Они смеются над Бонсером, но знакомством с ним дорожат и даже хвастаются. Ибо он теперь признанный "оригинал", со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Даже члены Свободной церкви взирают теперь с улыбкой на его кричащие костюмы и показывают знакомым его роскошную машину как местную достопримечательность. Любые его словечки запоминают и повторяют, потому что они исходят от "полковника".