Читаем Радость и страх полностью

- Очень даже бывают. И всегда будут, так же, как на туфли... или на машины. - Он кивает на десятилетней давности "роллс", только что появившийся на дороге за узкими железными воротами. - Материал всегда один и тот же, и крепкие старые, на совесть сработанные модели по-прежнему будут сходить с конвейера и служить при любой погоде. Но чтобы поразить воображение публики, требуется новый стиль, чем чуднее, тем лучше. А я был слишком занят преподаванием, изобретать сенсации мне было некогда. Ну, спокойной ночи, мама, не выходи на дождь.

Но Табита провожает его до машины. Она волнуется, сердится. - Ты сам знаешь, что это неправда. Просто умничаешь. А правда в том, что ты размазня, пальцем не хочешь пошевелить.

- Вот и я говорю, мама, в коммерсанты я не гожусь. А в Эрсли, пожалуй, и в самом деле слишком напирают на коммерцию.

И он откидывается назад на глубоком сиденье с видом человека, уже смирившегося с жизненным крахом.

Табита в бешенстве. Она чувствует, что сын идет ко дну. Проблеск надежды вселяет в нее только то, что он, оказывается, хотя бы пробовал вырваться из Эрсли.

Она пытается возобновить старые знакомства. Мэнклоу умер, но она пишет лорду Дакету, пишет Гриллеру, которого только что, чуть не в девяносто лет, провозгласили одним из гигантов литературы. Ни тот ни другой не могут ей помочь. Однако через несколько месяцев секретарь Дакета дает ей знать, что в колледже св.Марка есть вакансия. Она немедленно звонит Джону и слышит в трубке его голос, который по телефону всегда почему-то звучит молодо и бодро. - Да, мне ее уже предлагали.

- Ну как замечательно, Джон! Наконец-то ты можешь уехать и, между прочим, разделаться с этим противным Родуэлом.

- Разделаться?

- Оставить его с носом.

Голос отзывается напевно: - А Родуэл, знаешь ли, неплохой человек.

- Джон, он выставляет тебя в смешном свете, ты сам это знаешь, у тебя же в доме, при всех. Никогда не могла понять, зачем ты с ним еще споришь.

- Это уж, наверно, моя вина. - И телефон умолкает.

Табита глядит на немую стену и думает: "Ну вот, теперь он рассердился. Но ведь это правда, правда. Кто-то должен же ему это сказать".

102

Джон и сам сознает, что не пользуется почетом ни в колледже, ни даже в собственном доме и что у него выработалась привычка - привычка наставника - подвергать сомнению любое категорическое суждение уже потому, что оно слишком категорично.

Когда какой-то бизнесмен хвастливо заявляет: "Англии национализация не грозит, рабочие этого не допустят", он возражает вполголоса: "Но с другой стороны, во Франции она как будто осуществляется не без успеха. Вы какую именно национализацию имели в виду?" И цель этого вопроса - только заставить фанфарона обдумать свои вздорные слова и понять их смысл, если таковой имеется.

Точно так же он выводит из себя Кит, когда прерывает ее монолог о необходимости срочно провести какую-то политическую кампанию вопросом, что именно означают ее слова "мотив прибыли"; а уж Родуэла никак не может оставить в покое, вечно его поддевает. Однако в споре, который вспыхивает вслед за этим почти всякий раз, как у него собираются студенты, он неизменно терпит поражение.

- Джон, привет, - скажет, бывало, Родуэл. - Как поживает философия? - И Джон улыбнется и промолчит. Но через минуту уже сам цепляется к уверенным рассуждениям Родуэла.

- Это что за проект?

- Я говорил о будущем Брока.

За последние семь лет прогрессивные элементы в Эрсли завоевали "много сторонников, и Родуэл, уже четыре года член городского управления, стал одним из их лидеров. Он успел приобрести типичную повадку политического босса, этакую неискреннюю любезность, нечто среднее между апломбом полицейского и хладнокровием актера, некое самодовольство, вполне соответствующее его благодушному лицу и крепкой фигуре, уже начавшей обрастать жирком.

Как председатель жилищной комиссии, Родуэл составил проект упразднения трущоб: снести все дома на пяти улицах и переселить пять тысяч человек в новый пригород, что должно обойтись городу в полмиллиона фунтов.

Самый размах этого плана еще повысил престиж Родуэла. Студенты превозносят его как героя; консерваторы клянут как беспардонного демагога.

- С другой стороны, - говорит Джон, словно поворачивая в руках незнакомый предмет, чтобы разглядеть, из чего он сделан, - я прочел, что в самом Броке состоится митинг протеста.

- Это происки домовладельцев, - говорит одна из последовательниц Родуэла. Две трети окружившей его молодежи - юные энтузиастки.

- Почему вы это терпите? - вопрошает другая. - Пойти да разогнать их.

- Они приняли меры. Пускают только по билетам. Приедет член парламента, либерал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы