Радость моих серых дней

– Валид знает, – Рогоз хватает мою руку. – Должен знать.

Я встаю.

– Тогда поболтаю с ним. – коротко киваю Василию. – Спасибо.

– Погоди, – говорит он, и я нетерпеливо замираю. – Ты приглядишь за ней? За Севиндж? Теперь у неё никого нет. Некому будет довериться.

– У неё есть муж, – я усмехаюсь тестю. – У нас будет сын. Не переживай за дочь, Рогоз. Она в надёжных руках. Найду её. Из-под земли достану. Обещаю.

***

Врываюсь, выбив дверь. Чеченцы в спешке пакуют вещи. Даже и не замечают меня сразу. Мать и сын. Валида нет.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает парень лет шестнадцати. – Кто вы?

– Эльдар, ступай в кухню, – велит ему мать. – Это ко мне.

– Как скажете, матушка.

Пацан скрывается. Женщина смотрит внимательно.

– Валида нет. Он в отъезде. – бросает она. – А я ничего не знаю.

– Вы даже не спросили, чего я хочу узнать из того, чего вы не знаете, – усмехаюсь я. – Где она?

– Я не знаю, – твердит она.

– Мамаша, у меня нет ни времени, ни желания любезничать. Просто скажи адрес, и я позволю тебе увезти сына. Считай, обмен равноценный. Твой сын за моего.

Знаю, что эта женщина знает куда больше, чем готова показать. Она не просто тихая тень своего супруга. Она его верная помощница. Вижу это по её взгляду и по поведению её мужа.

– Вас не просто посадят, – говорю. – Знаешь, что делают в русских тюрьмах с детоубийцами? С похитителями? С террористами? С торговцами женщинами?

Она смотрит испуганно. Видно, знает, что её ждёт. Знает, что ждёт её детей.

– Её держат в частном секторе. В подвале третьего дома по Лесной улице в посёлке Ленинском. Там комната обустроена. Звукоизоляция. И всё прочее. – торопливо говорит она. – Но тебе нужно торопиться. Валид сказал собираться, потому что…

Я не буду слушать. Не хочу. Но я следую её совету.

Выбегаю из подъезда и киваю людям Рудниченко. Они примут эту семью. Валида уже везут в следственный комитет. Старшего сына задержат с минуты на минуту. Следом пойдёт и Асланбек.

Запрыгиваю в машину и говорю Руслану адрес. Витюша хмуро оборачивается:

– Севиндж там?

– Надеюсь, что она ещё там.

Руслан кидает на меня озабоченный взгляд. Он вызывает бригаду медиков, а я звоню Герману Олеговичу и прошу срочно приехать туда же.

***

И всё равно мы приезжаем раньше всех. Вскрываем дверь за дверью. Пока наконец не остаётся последняя. В подвале. Массивная металлическая дверь, запертая на ключ. Которого у нас нет.

Руслан приносит болгарку и срезает петли. Общими силами нам удаётся попасть внутрь.

Я вижу её. Слава Богу. Она здесь. Мои поиски закончены.

Но тут же меня накрывает лавиной боли.

Севиндж слишком бледная. Без сознания. И под ней… целое море крови.

– Нет, нет, нет, – я склоняюсь над ней, опускаясь на колени. – Нет, девочка моя! Я не могу потерять тебя, Севиндж. Пожалуйста!

Хочу прижать её к себе, но не решаюсь. Навредить боюсь. Сделать хуже. Беру её тонкую безжизненную руку и не могу нащупать пульс. Глаза застилают слёзы. Чувствую, как меня пытаются поднять чьи-то руки. Забрать от неё. Но я застыл. Не могу уйти. Не могу потерять её. Не могу отпустить её.

– Твою мать, Тихон, – шипит за спиной Руслан. – Ты загораживаешь мне Севиндж. Я должен проверить…

Он снова предпринимает попытку сдвинуть меня с места. Кажется, я переживаю долбанный катарсис. Я не смогу жить дальше. Без неё. Без… нашего сына.

Опускаю взгляд вниз по её телу. Я должен поднять подол платья и посмотреть. Увидеть, насколько всё ужасно.

Стоит мне лишь немного сдвинуться, Витюша оттаскивает меня от её тела. Прижимает к полу. Не даёт подняться.

– Какого хрена ты творишь? – кидаю ему.

– Руслану нужен доступ. Ты в шоке, не понимаешь ничего. – он качает головой на мои попытки освободиться от хватки. – Успокойся, Тихон. Он только посмотрит…

С удивлением смотрю, как Шамицкий деловито ощупывает шею моей жены. Его серьезное лицо озаряется на мгновение.

– Она жива, – выдыхает он, и я рыдаю от облегчения.

Она жива! Но… кровь… ребёнок…

Отталкиваю Витюшу, задираю платье, ощупываю кровавую лужу под её бёдрами. Кровь ещё тёплая, не остыла, значит, она отключилась не так давно. Значит, надежда ещё есть.

Пока мы ждём врачей, я молю Бога, чтобы времени было достаточно. Чтобы они успели спасти мою семью.

Я боюсь потерять её. Я не готов к этому. И никогда не смогу приготовиться. И больше всего я боюсь, что мне придётся выбирать. Потому что, что бы я не обещал Севиндж, я не могу дать ей этого. Не могу позволить умереть ради спасения ребёнка. Я не смогу сделать это. Никогда. И даже знание, что она не простит моего решения, что она возненавидит меня, не имеет для меня никакого значения.

***

Док приезжает первым. Он сразу открывает свой чемоданчик и надевает перчатки, осматривает и ощупывает Севиндж. Делает какие-то уколы. Я не задаю никаких вопросов. Я в некой прострации. Не понимаю, что происходит и где я нахожусь. Я полностью доверяю ему жизнь своей жены и своего ребёнка. И я надеюсь, что не зря.

– Всё не так страшно, как выглядит, Тихон Александрович, – говорит он уверенно, и я выдыхаю.