Когда он очнулся, в угольном подвале стало светлей. Алое летнее солнце клонилось к закату. Длинный луч золотился в проходе между домами, проник в подвал, световым пятном лег на цементную стену. Наверху еще слышались шаги. Но теперь вместе с легкими быстрыми шагами женщины и перестуком детской беготни прозвучала твердая неторопливая поступь мужчины, который прошел в соседнюю комнату, вернулся обратно, и потом стало тихо. Должно быть, пришел домой с работы муж и уютно отдыхает в любимом кресле, а на колени к нему забрался кто-то из ребятишек. Эти домашние звуки оживили Кипа. То была чудесная гармония невидимой постороннему глазу жизни человека в своем доме, среди своих детей — он вслушивался в нее, хотел слышать ее еще и еще. Он мечтал об этих звуках по ночам в тюремной камере, в них как бы воплощалось его представление о свободе в родном городе. В сумраке подвала на стене играл солнечный блик. Теперь он поднялся повыше и горел ярче. Это было почти пылающее алое пятно. Кип все смотрел на него, и вдруг его охватило, как бывало прежде, отчаянное порывистое желание: пусть это пятнышко света не гаснет. Этот свет и звуки наверху вызвали в памяти комнату Джулии и то, как он Джулию обидел и оставил в слезах. Теперь он жаждал дать ей знать, что умирает без ненависти в душе. Перед лицом неизбежной смерти воспоминание о Джулии было для него светлой, живой частью его существа. С необычайной ясностью он понимал, каким бесценным было то, что она дарила ему, где бы они ни были — на улице, в ресторане, на скачках, в объятиях ли друг у друга, — это было ощущение свободы, которое охватило его тогда рядом с ней ночью у ручья. В самые черные дни его жизни внезапный душевный порыв всегда давал ему силы. Теперь это был его последний великий порыв — дойти до нее, сказать, что он выстрелил не из ненависти ко всему на свете, что он не разрушил всего того, что они создали друг для друга. Он попытался шевельнуться, но не почувствовал своего тела. Пятнышко света передвинулось со стены на некрашеные доски потолка. Он следил за ним с отчаянием, широко раскрыв рот. И вот оно исчезло. И снова сомкнулась тьма. Но мечта его не угасла, она все еще вселяла в него жизнь. Пульс его бился. Бился все более гулко, с нарастающим лихорадочным возбуждением. Он мог теперь ждать долго. Когда снаружи стемнело, а сверху, из окошка кухни, на траву двора упал свет, он очень медленно ползком на животе выбрался из угольной кучи, дотянулся здоровой рукой до задвижки и потихоньку приподнялся. Угольная пыль забила нос и горло, было трудно дышать. Он высунул наружу запорошенную углем голову. Над ним, отбрасывая световую дорожку во всю длину двора, светлело окно. Он поднялся в рост, голова его попала в полосу света, и на двор упала его огромная неуклюжая тень и переломилась у заднего забора. Он метнулся от света в сумрак и в обход дошел до задней ограды. Перебравшись через нее, миновал еще дворик и проход между домами и вышел на соседнюю улицу. Она была пустынна. Он пригнулся, пересек ее, потом еще один проход, еще забор, еще улицу, и был теперь ближе к цели и рвался к дому. Через два квартала, выйдя из-за угла дома, он очутился у крыльца, на котором сидела женщина и обмахивалась веером. Она в ужасе откинулась на стуле, подняла руки, вскричала:
— Господи, спаси и помилуй!
— Не бойтесь, — сказал он, но она опрокинула стул, с криком вбежала в дом:
— Огромный негр вышел с заднего двора!
Уже невдалеке виднелось темное здание школы и школьный двор. За ним, на следующей улице живет Джулия. Пошатываясь, он прошел через двор и укрылся в тени школьного здания и дошел до другой его стороны. Теперь перед ним простирался двор, где обычно после занятий на солнышке играли дети. Вот освещенный гараж, вот фонтан, на улице неторопливые прохожие, и вот свет в окне Джулии. А школьный двор залит сиянием летней луны. От струящегося фонтана тянет прохладой. Возле него трое подростков на велосипедах. Они о чем-то разговаривают звонкими молодыми голосами.
Охвативший его порыв дал ему вновь почувствовать себя большим, могучим.
«Я дойду, — шептал он, — непременно дойду».
И, не отрывая глаз от светлого окна Джулии, окрыленный ощущением свободы и силы, которые обрел в воспоминаниях обо всем, что было между ними, он шагнул из спасительного укрытия. Шатаясь, двинулся он через двор. Ребята у фонтана закричали. Кип миновал их, спотыкаясь, ничего не слыша, движимый единым порывом. Он дышал часто, тяжело, как дышит усталая собака. С угла к нему кинулась кучка мужчин. Они что-то кричали. Из машин выскакивали какие-то люди. Все это мелькало, вертелось у него в сознании, но он ринулся напролом, на миг застыл, покачнулся. Спину ожгло огнем. Он споткнулся как от подножки. Так, будто у него отнялось бедро. Но высокий смысл его цели, его неодолимый порыв помогли ему добраться до двери, придали силы доползти до середины лестницы. Он подтягивал себя, задыхаясь, запрокинув голову, напрягаясь всем нутром в отчаянной попытке добраться до верха лестницы прежде, чем потеряет сознание.