Радость отцовская

— Присаживайся. — Полукровка указала на кресло, стоящее у невысокого столика, и сама опустилась в другое, расположенное напротив. Она очень странно говорила — спокойно, тихо, без тени смущения, и двигалась мягко и бесшумно. Необычное настроение? Хотелось бы знать о причинах… Я занял предложенное место. На столе лежал лист тонкой дорогой бумаги — такую не выдают ученикам — исписанный незнакомыми буквами и слабо поблескивающая металлическая ручка.

— Если ты хочешь эмигрировать, поставь свою подпись на этом листе. Это договор… Он обеспечивает тебе помощь в эмиграции при выполнении некоторых условий с твоей стороны. Я могу поклясться в том, что это действительно так. — Все такой же тихий ровный голос — это настораживает. Но если на столе действительно лежит договор, и его содержание соответствует ее словам — я подпишу, в моем положении не до капризов. Только пусть она сперва поклянется.

— Лучше поклянись. Ведь кто знает… Вдруг ты решила посмеяться? — Полушутливым тоном заметил я, стараясь выглядеть как можно более обаятельным. Иные интонации могли бы обидеть или разозлить ее — а это недопустимо.

— Нет. Не решила. — И прозвучала клятва… Традиционная эльфийская, действующая только в устах тех, кто принадлежит к нашему народу — а полукровка определенно имела к нему некое отношение, хотя сейчас это было не слишком заметно… Чуть заостренные уши скрывались под роскошными волосами.

— Спасибо. Где подписывать? — Я нежно улыбнулся. Она почему-то никак не среагировала — странно. Может быть, просто не выспалась, или плохо себя чувствует? Но на больную не похожа — спокойная, задумчивая, никакой грусти или раздражения. Очень хороша… Пожалуй, такой она привлекательнее. А дергаться и нервничать из-за новой манеры поведения полукровки сейчас в любом случае уже поздно.

— Где угодно. Это не важно. — На ее губах появилась легкая полуулыбка.

Я не стал думать о возможных причинах ее появления — девушка странно вела себя с самого начала, но что это меняло для меня? Моя подпись на тонкой бумаге, и лист растворился. Да… Настоящий договор.

— Вот и все… — Негромко произнесла полукровка, все так же улыбаясь.

Распахнулась дверь, ведущая, должно быть, в ванную — и атмосфера изменилась. Больше не было полутонов и покоя. Красный — цвет крови и тревоги, цвет насилия. Та, вторая, замерла в дверях, и в ней не было ничего неяркого. Красные волосы, красные глаза и красная одежда. Но ослепительно-белыми были клыки, мелькнувшие при улыбке, и светлой — кожа. Сердце судорожно забилось, и не от восхищения. Ее появление тревожило… Нет, вызывало страх, как приблизившийся пожар. Да, банальное и романтичное сравнение… Если не приходилось бежать от огня, бежать от смерти.

Но это ведь просто полукровка. Просто одна из учениц школы. У меня нет причин для страха. Я встревожился лишь из-за неожиданного появления и цвета. Но спокойствие покинуло меня, и, кажется, комнату.

Моя полукровка отошла к стене и остановилась. Она казалась почти невидимкой сейчас со своими неяркими красками.

— Ты подписал договор. — Красноволосая подошла ко мне и остановилась, опершись ладонями о стол.

— Договор очень простого содержания — ты обязуешься подчиняться мне во всем, в том числе — выполняя желания, не оформленные как приказы, и при соблюдении этого условия я обеспечивающая тебе успешное бегство в темное государство. — Она на несколько секунд обнажила клыки. Глаза сияли какой-то детской радостью — мне не приходилось встречать такого выражения у тех, кто уже не является ребенком. Почему-то припомнилась однажды виденная девочка, с таким лицом обрывавшая крылья с огромным трудом пойманной бабочке…

Полукровка боком, закинув ноги на подлокотник, уселось в кресле.

— А я очень хорошо знаю, чего хочу. Мне всегда очень нравилось мясо. Эльфийское мясо. Сначала я собиралась заставить тебя приводить ко мне соплеменников, но потом поняла — это совсем необязательно… — Она говорила очень легким, обыденным тоном — так беседуют о пустяках. И голос был хорош, раньше я не обращал на это внимания — а теперь не сразу вслушался в смысл ее слов. Но когда это произошло — не смог поверить. Говорили, что темные и особенно демоны едят людей и эльфов и что они считают это естественным, говорили, что они уверены в собственном превосходстве над нами… Только слова не связывались в моем сознании с двумя полукровками, за которыми я так давно наблюдал.

Теперь страх стал настоящим. Потому что, какими бы обычными и безобидными не казались они раньше — сейчас я верил каждому слову. А та, которую я считал своей, стояла у стены все с той же мечтательной полуулыбкой.

— У меня ведь есть возможность исцелять даже серьезные раны — так почему бы не есть тебя по кусочкам? А кого-нибудь из друзей или знакомых ты приведешь, когда появится подходящий случай, что бы избежать риска. Правда, замечательно? — Казалось, она сейчас начнет мурлыкать — таким ласковым и довольным был голос. Но вызванная тоном небольшая задержка в понимании слов ничего не могла изменить.