Радость. Счастье, которое приходит изнутри.

— Твой муж недалек от истины: несомненно, многое изменится. Ты будешь более свободной, более независимой. Ты будешь более радостной, и твоему мужу придется научиться жить с новой женщиной. Может быть, такой ты ему не понравишься, может быть, он начнет чувствовать себя неполноценным. Прямо сейчас он чувствует собственное превосходство.

Я сказал этой женщине:

— Твой муж прав: прежде чем ступить на путь медитации, это нужно обдумать, потому что впереди подстерегают опасности.

Она меня не послушала; она начала медитировать. Теперь она разведена. Через несколько лет она пришла увидеться со мной и сказала:

— Ты был прав. Чем более я становилась безмолвной, тем более злился на меня муж. Он никогда не был таким насильственным — стало происходить что-то странное, — сказала она мне. — Чем более я становилась тихой и безмолвной, тем более он становился агрессивным.

На карту был поставлен весь его ум мужского шовиниста. Он хотел разрушить покой и молчание, которые происходили с этой женщиной, чтобы продолжать чувствовать собственное превосходство. И поскольку вышло не так, как он хотел, он с ней развелся.

Это очень странный мир! Если ты становишься мирным, отношения с людьми меняются, потому что ты стал другим человеком. Если какие-то отношения основывались на страдании, эти отношения могут распасться.

У меня был один друг. Он был профессором в том же университете, что и я; он был большим социальным работником. В Индии все еще проблемой остается, - что делать с вдовами. Никто не хочет на них женить, и вдовы не настроены, выходить замуж; это кажется грехом. И, этот профессор твердо решил жениться на вдове. Его не заботило, действительно ли он любит эту женщину, — это было вторично, неважно, его интересовало только то, что она должна быть вдовой. И он убедил одну женщину, и она согласилась. Я ему сказал:

— Прежде чем прыгнуть, подумай хотя бы три дня — побудь один. Любишь ли ты эту женщину или просто выполняешь социальную работу?

Жениться на вдове в Индии считалось очень революционным поступком, чем-то радикальным.

— Не пытаешься ли ты просто доказать свою революционность? Если ты пытаешься показать себя революционером, тебя ждут неприятности — в тот момент, когда ты женишься, она перестанет быть вдовой, и весь интерес исчезнет.

Он меня не послушал. Он женился... И через шесть месяцев он мне сказал:

— Ты был прав, — он плакал. — Я не мог увидеть главного: я был влюблен в ее вдовство, не в нее саму, и теперь, конечно, она больше не вдова.

И я сказал:

— Теперь тебе остается только покончить с собой, чтобы она снова стала вдовой и дала кому-то другому шанс стать революционером! Что еще тебе делать?

Ум человека так глуп, так бессознателен. Он так крепко спит, он храпит.

Ты не можешь расстаться с вещами, причиняющими тебе страдание, потому что ты еще не увидел капиталовложений, еще не смотрел в них глубоко. Ты еще не видел, что извлекаешь из своего страдания некоторое удовольствие. Тебе придется отбросить то и другое — тогда никаких проблем нет. Фактически страдание и удовольствие можно отбросить только одновременно. И то, что возникает тогда, — блаженство.

Блаженство — это не удовольствие. Блаженство — это даже не счастье. Счастье всегда сковано с несчастьем. Удовольствие — с болью. Отбросить то и другое… Ты хочешь отбросить страдание, чтобы быть счастливым, это абсолютно неправильный подход. Тебе придется отбросить то и другое. Видя, что они идут рука об руку, человек их отбрасывает; нельзя отбросить одну часть без другой.

В жизни все составляет одно органическое единство. Боль и удовольствие — не две разные вещи. На самом деле, если мы сделаем язык более научным, то отбросим эти два слова: боль и удовольствие. Мы сделаем из них одно: болеудовольствие, счастьестрадание, дененочь, жизнесмерть. Все эти слова должны писаться слитно, потому что они неразделимы. А ты хочешь выбрать одну из частей: ты хочешь только розы без шипов, ты хочешь только день без ночи, ты хочешь только любовь без ненависти. Этого не получится — это не в природе вещей. Тебе придется отбросить то и другое, и тогда возникнет совершенно другой мир: мир блаженства.

Блаженство — это абсолютный мир, не тревожимый ни болью, ни удовольствием.

Чтобы отпраздновать свой сорокалетний юбилей, Сеймур и Роза вернулись в тот же гостиничный номер на втором этаже, где провели свой медовый месяц. — Теперь, — сказал Сеймур, — точно как в ту ночь, давай разденемся, отойдем в противоположные углы комнаты, выключим свет и с разбегу бросимся друг другу в объятья.

Они разделись, разошлись в противоположные углы, выключили свет и побежали друг к другу. Но сорок лет притупили их чувство направления, и Сеймур промахнулся мимо Розы и вылетел прямо в окно. Словно в тумане, он приземлился на лужайке. Сеймур постучал пальцем по стеклу холла, чтобы привлечь внимание служащего.

— Я упал сверху, — сказал он. — Я голый, и мне нужно вернуться обратно в комнату.

— Ничего страшного, — сказал служащий. — Вас никто не увидит.

— Вы что, с ума сошли? Мне нужно будет пройти через холл, а я совершенно голый!