Радость Солнца: Прекрасная жизнь Эхнатона, Царя Египта, рассказанная молодому поколению

Она говорила так, потому что до неё дошли слухи о растущем волнении в Сирии и Ханаане[6], и она знала больше чем Фараон о секретных интригах распущенных священников Амона в Фивах. Она знала, например, что прежний первосвященник Амона, который, как предполагалось, был мертв, в действительности скрывался и оставался постоянно в контакте с многими заговорщиками, пытаясь свергнуть Эхнатона я и разрушить дело всей его жизни.

Она рассказала сыну все, что знала, и предупредила его об увеличивающимся недовольстве не только священников, но и многих богатых и влиятельных людей, которые примкнули к ним.

«И что Вы хотите, чтобы я сделал?», — спросил Фараон.

«Или пресеките восстание в корне, арестовав сразу всех злодеев, или достигните соглашения с ними и выиграйте время. Культ Атона одержит конечную победу, только если Вы тактично себя поведете. Если нет…». Она не закончила, но он понял: «В противном случае он погибнет навсегда».

Тень прошла по его лицу, потому что слова матери были для него болезненными. Ее тревожное рвение было свойственно светским людям, для которых материальные достижения означают все. Он чувствовал, что, несмотря на всю её любовь, она никогда не будет понимать его. И сердце фараона было огорчено.

«Мама, почему Вы говорите со мной так же, как и все?».

И он продолжил после паузы: «Легко пресечь восстание в корне. Но стали бы люди мудрее, если бы я сделал так? Те, кто теперь любит меня, боялись бы меня, а те, кто ненавидит меня, ненавидели бы меня еще больше, и помимо меня они ненавидели бы и Атона. Атон, мой Отец, является Богом всей жизни; Он — любовь и гармония; я не могу проповедовать Его славу средствами насилия. И при этом я не поставлю под угрозу и не скрою ту Истину, которую он сам явил мне, раскаиваясь в том, что я сделал, и не позволю суеверию и черной магии вновь управлять сердцами людей вместо знания Бога. Я не причинил никакого вреда. Почему я должен раскаиваться и идти на соглашения? Заставить интриганов замолчать и выиграть время, так, чтобы моя работа могла пустить корни на земле и стать долговечной? Но моя работа утверждена в Истине, существующей в вечности. Неужели я должен сотрясти самую её основу? Неужели я должен опозорить чистый культ Атона, чтобы он мог получить поддержку лукавых людей и процветать среди суеверной толпы всюду по Египту и Империи? Для моего дела было бы лучше тогда, в десять тысяч раз лучше, погибнуть сразу, не оставив следа. К чему культ без духа Атона? И каково Учение без его души?»

«Все мужчины желают успеха», — сказала Царица Тия. «Разве ты не желаешь?».

«Да, и я тоже», — сказал Эхнатон со счастливой улыбкой. «Сколько раз, я восхищался мечтой о распространении Учения к пределам земли! Сколько раз, я жаждал появления нового порядка, в котором будут идти рука об руку знание и вдохновение, рассудок и любовь; в котором человек будет поклоняться Истине с даже большим усердием, чем он поклонялся выдумке! Я считаю, что это возможно, даже если потребуются тысячи лет. Но если, чтобы завоевать огромный успех среди людей, я должен был бы скрыть что-то из истины Бога, тогда я потерпел бы неудачу, поскольку Истина стоит намного больше, чем успех».

Тия восхищалась новым Городом, изумительными садами, дворцом и прежде всего храмами. И она слышала, как ее сын объясняет свое Учение тем, в кого он верит и на кого надеется. Ее мысли вернулись к давно прошедшим дням, когда она сначала говорила с ним об Атоне, ее любимом боге. «Как сильно развился его ум с тех пор!» — отметила она про себя. Она едва ли могла узнать то старое солнечное божество, которое она раньше лелеяла, в той нематериальной Сущности всех вещей, которой Фараон учил людей поклоняться как единственному Богу.

Она была счастлива видеть, что он построил несколько святынь своим предкам в священном Городе. «Хорошо соблюдать память о мертвых. Мы не знаем, какова смерть, но мы знаем, что именно наши предки сделали нас такими, какие мы есть; именно они дали нам наше тело» — говорил Эхнатон. Он относился к своей матери с большим уважением и был бы рад, если бы она осталась с ним. Но царица Тия хотела увидеть Фивы еще раз. Она умерла спустя некоторое время после возвращения туда. Когда Фараон узнал, что её больше нет, он заплакал. Он нежно любил свою мать. Весь двор носил по ней траур.

Старшему ребенку фараона было около десяти лет, самый младший был младенцем. И хотя все они были дочерьми, Эхнатон не любил их от этого меньше. Он часто играл с ними и носил на руках. На рассвете, выходя поприветствовать восхождение Солнца, он часто останавливался на мгновение посмотреть, как спит самая младшая его дочь вместе с матерью. При виде маленького тела, легкого дыхания, полураскрытого как бутон цветка крошечного рта, его сердце переполнялось нежностью. «Моё маленькое сокровище» — шептал он, целуя ребенка в голову.