Радость

Я незыблемо убежден, что люди боятся печали больше, нежели любой другой из своих эмоций. Это может показаться странным, поскольку печаль не представляется человеку угрожающим чувством, но в данном случае страх связан с мерой глубины печали. У большинства пациентов она граничит с отчаянием, и они опасаются, сознательно или бессознательно, что если прекратят свои усилия удержаться на поверхности, то погрузятся в такие пучины отчаяния, откуда уже нет никаких шансов выбраться. Но если они не будут позволять себе прочувствовать свое отчаяние, то проведут свою жизнь в борьбе, постоянно пребывая при этом без всякого ощущения безопасности и без каких-либо добрых чувств. Целиком окунаясь в состояние отчаяния, человек может обнаружить, что на самом деле оно берет начало в детстве и не имеет никакого реального отношения к его сегодняшней взрослой жизни. Ситуации, возникающие в этой самой взрослой жизни, могут только запускать механизм отчаяния, поскольку они связаны с подобными ситуациями, имевшими место в раннем детстве и порождавшими в ту пору глубокое отчаяние. Взрослый человек может чем-то заместить потерянную им любовь, в которой он нуждается, но ребенок лишен возможности за счет своих собственных усилий найти замену одному из родителей. И разумеется, если человек будет растрачивать всю свою энергию на поддержание своего Я на должном уровне или на то, чтобы выставлять на обозрение окружающих благополучный фасад с вывеской «Проблем нет», то такому человеку никогда не будет дано испытать те чувства безопасности, мира и радости, которые предлагает нам жизнь. Правда состоит в следующем: некоторые пациенты не умеют плакать, а большинство из них не умеют плакать по-настоящему глубоко. И это не позволяет им ощутить свою грусть, а тем самым блокирует и возможность найти когда-либо радость. Чтобы помочь таким людям, нужно понять характер напряжений, которые блокируют выражение ими чувств, и знать такие методы работы с телом, которые помогут им преодолеть имеющиеся у них блокады.

Человек обращается к специалисту и приступает к терапевтическому процессу потому, что он так или иначе ранен и страдает. Он может испытывать беспокойство, депрессию или фрустрацию, может быть дезориентирован и сбит с толку или же просто может считать свою жизнь несчастливой. И он надеется, что терапия позволит ему изменить это состояние, даст возможность улучшить способ его функционирования в этом мире и обнаружить в себе и в жизни какие-нибудь добрые чувства — быть может, даже немного радости. Он чувствует себя раненым, потому что его в самом деле ранили. Хотя некоторые из первичных, только что обратившихся пациентов осознают, что их детство было неблагополучным, что они были в тот период запуганы и одиноки, большинство убеждены, что их ощущение собственной несчастности есть результат какой-то слабинки или изъяна в их личности. Они ждут от терапии помощи в преодолении указанной слабости и в конечном итоге хотят стать сильнее. Обобщенная картина какого-то усредненного пациента существенно изменилась в последние годы, по мере того как люди становятся все более образованными в сфере психотерапии и усваивают, что эмоциональные проблемы берут свое начало в детских травмах. Многие из них стремятся теперь побольше узнать о своем прошлом, чтобы понять, почему они чувствуют и ведут себя так, как они это делают; кроме того, им хочется использовать приобретенное знание для того, чтобы измениться самим и сделать свою жизнь более наполненной. К сожалению, самостоятельно всего этого удается достичь лишь в весьма малой степени, поскольку последствия былой жизни структурно запечатлены в теле и находятся за пределами досягаемости человеческой воли или сознательного разума. Глубокие и значимые изменения могут появиться только в результате того, что человек капитулирует перед своим телом, а также как следствие повторного эмоционального проживания своего прошлого. И первым шагом в этом процессе является плач.

Плач представляет собой приятие реальности и своего настоящего и прошлого. Когда мы плачем, то чувствуем свою печаль, а также понимаем, насколько сильно мы ранены и в чем заключается наша рана. Если пациент заявляет мне как нечто бесспорное: «Мне не о чем плакать», — то мне остается только спросить: «Тогда почему же вы попали сюда?» У всякого пациента есть о чем плакать; впрочем, большинство людей в нашей культуре так и поступает. Несомненно, и отсутствие радости в нашей с вами жизни тоже принадлежит к разряду того, о чем вполне можно поплакать. Некоторые из пациентов говорят: «Я в своей жизни много плакал, но это нехорошо». Такое утверждение совершенно неверно. Плач действительно не приведет к изменению внешнего мира. Он также не принесет ни любви, ни аплодисментов от тех, кто наблюдает за происходящим со стороны. Но он изменит внутренний мир человека. Он облегчит и разрядит напряжение и боль. Это вполне можно понять, если понаблюдать, что происходит с младенцем, когда тот начинает плакать.