Радость

У многих детей случаются болезненные и пугающие их переживания, которые приводят к утрате голоса. Моя пациентка по имени Рене описывала себя как жертву попыток кровосмешения, или инцеста. Она подвергалась сексуальным преследованиям со стороны отца и лишилась девственности раньше, чем ей исполнилось шесть лет. Испытанная ею в момент проникновения боль была столь сильна, что бедная девочка как бы покинула свое тело и жила только в собственной голове. Термин «покинуть тело» означает здесь, что у нее отсутствовало чувство осознания собственного тела. Она смотрела на свои ноги и испытывала удивление от того, что они исходили из ее тела и были к нему прикреплены. Такое же ощущение она испытывала и по отношению к рукам, правда, в меньшей степени. Невзирая на столь сильную степень отделенности от самой себя, она выжила и продолжала существовать. Рене дважды выходила замуж, воспитала троих детей и была в состоянии обеспечивать себя материально. Но те мужчины, с которыми она состояла в браке, злоупотребляли ею и физически, и сексуально, причем на протяжении многих лет она была не в состоянии сопротивляться этому. Благодаря поддержке со стороны организованной группы лиц, пострадавших от кровосмешения, у нее хватило мужества обратиться к терапевту и приступить к решению трудной задачи — попытаться заново обрести себя.

В ходе одного из сеансов Рене упомянула, как ей всегда было трудно высказаться. Вот ее монолог: «Когда мне нужно было выразить себя и сказать: "Да как вы смеете! Да кто вы такие, по вашему мнению?" — я чувствовала шок. Я испытывала страх, что этот шок убьет меня, если я попытаюсь высказаться. Года три назад у меня в памяти всплыл как бы моментальный снимок одной сцены из моего детства. Я стояла около двери, держась за ручку и собираясь выйти из комнаты. Мне было тогда лет девять или около того. И тут я повернулась лицом к отцу и сказала ему: "Если ты не прекратишь, я все расскажу мамочке". Он сгреб меня, сдавил горло волосатыми пальцами и стал душить. Я почувствовала, что вот-вот погибну. Но после этого он ни разу ко мне не прикоснулся».

В процессе терапии я как-то стал призывать Рене изо всех сил лупить кровать и пронзительно визжать при этом: «Оставьте меня в покое!» Ей удалось это сделать только в ответ на мои энергичные призывы и при моей сильной поддержке, но, начав, за минуту или чуть больше она довела себя до настоящей истерической вспышки. После того как взрыв окончился, Рене затихла, свернулась калачиком в углу кровати, подобно сильно напуганному ребенку, и вся трепетала от страха. Затем по мере повторений этого упражнения в процессе терапии она стала постепенно приходить в себя и более прочно ощущать связь с собственным телом и своим естеством. Мы выполняли также упражнения по заземлению, упоминавшиеся в предшествующей главе, которые укрепляли в ней ощущение связанности с жизнью. Голос, которым она обычно разговаривала, звучал вроде бы молодо и легко, и она хорошо управляла им. Но это был голос, исходивший только из ее головы; в нем почти не слышался резонанс, порождаемый телом, а значит, в нем было мало чувства. Использовать свой голос в качестве одной из форм самоутверждения оказалось для нее исключительно трудным делом. Когда она визжала: «Оставьте меня в покое», — то это был голос тела, шедший от ее чувств, но он не был связан с ее эго или с ее головой. Такова природа истерической реакции. Она воплощает в себе расщепление личности. В результате выходило так: когда Рене просто разговаривала, действуя при этом только посредством своей головы, в этом не было ни малейшего телесного чувства. Когда же она истерически визжала, в этом полностью отсутствовало самоотождествление с эго.