Радости и тяготы личной жизни

Он выдернул рукав из ее пальцев, сложил на груди руки и, наклонившись к ней своим длинным острым носом, отчеканил:

– Не советую вам рисковать.

Внезапно лицо Кэсси лишилось всех живых красок. Подавив комок, застрявший в горле, она пошла по мягкому персидскому ковру к двери с достоинством, удивительным для тех, чья жизнь вот-вот полетит в тартарары.

И все же она была опустошена и подавлена.

Бесцельно побрела она по улице. Но не прошла и двух кварталов, как на город налетела грозовая туча, спутница полуденного зноя, хлынул ливень, и сразу черно-глянцевыми стали мостовые и тротуары. Спасаясь от тяжелых бьющих струй, Кэсси юркнула в ближайший подъезд. Это оказался Музей современного искусства.

До нитки, правда, она уже успела промокнуть.

Нервное напряжение, отчаяние и самый элементарный голод вызвали снова приступ невыносимой дурноты. Кэсси ринулась в туалетную комнату, ввалилась в кабинку, и тут ее начало выворачивать. Рвота была долгой, мучительной, до боли в гортани. Она изо всех сил держалась за бачок, будто цепляясь за жизнь, готовую, казалось, выплеснуться из нее раз и навсегда. «Гнездышко» для работы, о котором она столько мечтала, помогая Лилиан Гэллахер, оказалось пустышкой;

Рорк не ответил ни на одно ее письмо, даже на то, которое она отправила из Нью-Йорка. Нездорова, беременна, без работы, в ужасе и отчаянии, в чужом городе. Даже у Золушки была крестная мать – фея.

– А у меня что же есть?.. – простонала Кэсси. И вдруг сквозь болезненный, кружащийся туман она услышала стук в дверь.

– Вам плохо? – спросил женский голос.

– Все в порядке, – соврала Кэсси, а в это время желудок ее опять сжали мучительные спазмы. Однако это были уже только позывы к рвоте.

Из нее выплеснулось все до капли.

Слова Кэсси явно не удовлетворили женщину.

– Вам нужна помощь?

Кэсси не отвечала. Она просто привалилась спиной к дверце и закрыла глаза, изнемогая от головокружения.

– Если вы не выйдете и я не смогу убедиться, что с вами все в порядке, мне придется вызвать сюда врача.

Понимая, что так просто эта назойливая дамочка не отвяжется, Кэсси тихо выругалась, с трудом поднялась на ноги и дрожащими руками стала отпирать замок. С третьей попытки ей удалось открыть задвижку. Наконец, она вывалилась из кабинки.

Немигающими глазами – ярко-голубыми, скрытыми за крупными очками в черной оправе смотрела на нее эта женщина.

– Ну то, что вам плохо, это ясно, – сказала она, – кто-нибудь может забрать вас домой?

Кому позвонить? – настаивала она, явно обеспокоенная бледностью девушки.

– Некому.

На ватных ногах Кэсси добралась до умывальника, ополоснула лицо, промыла рот, немного стесняясь пристального взгляда незнакомки.

– Но ведь семья у вас есть?

– Нет, – выговорила Кэсси. От холодной воды ей стало немного легче; что уж так жалеть себя, подумала она, никто не принуждал ее сохранять эту беременность, нечего ныть, только хуже будет. – У меня никого нет.

– Я думаю, теперь – есть, – сказала женщина, протягивая ей полотенце.

– Нет, правда, я сама справлюсь.

– Не выдумывайте. Мы все иногда нуждаемся в помощи. Впрочем, я понимаю, что вы не хотите никуда идти с незнакомыми людьми. Что же... – она протянула руку, – в таком случае, меня зовут Нина. Нина Грейс.

Кэсси сразу вспомнила это имя. Нина Грейс – знаменитая супермодель шестидесятых!

Длинные светлые волосы, неяркая помада на губах, ноги, «растущие от шеи» – такова была Изумительная Грация – Грейс, как называли ее американцы, для которых эта девушка стала своеобразным ответом Европе, точнее Джин Шримптон.

Кэсси слышала, что в свое время она вышла замуж за греческого судовладельца-миллионера и раньше времени оставила ради него бизнес. Но не прошло и полутора лет, как она оказалась вдовой. Вернувшись тогда в Соединенные Штаты, она на «корабельное» наследство основала собственное дело в мире моды, открыла фотоагентство.

И сейчас, хотя ей, наверное, было уже далеко за сорок, выглядела она потрясающе. Длинные волосы низким узлом стянуты на затылке, открывая безукоризненные черты лица. Одетая, несмотря на жуткий влажно-густой зной, в черное трикотажное платье, она выглядела элегантно и строго. Идеальной формы ноги были обтянуты черными шелковистыми чулками. Завершала костюм пара изящных черных лодочек.

Чувствуя себя ужасной провинциальной замарашкой, Кэсси, вытерев кое-как ладони об юбку, протянула руку для пожатия.

– Кэсси Макбрайд, – представилась она;

– Ну, вот и хорошо, – кивнула Нина Грейс, – раз мы с тобой, Кэсси, теперь знакомы, значит, ты можешь пойти со мной.

И невзирая на протесты девушки, она потянула ее прочь из туалета, повела через холл.

Кэсси продолжала слабо отбиваться, возражая, что обойдется своими силами, но голод, усиленный рвотными спазмами, страхом и отчаянием сделал свое дело. Перед глазами у нее замелькали белые пятна, в ушах зашумело и, мягко опустившись на пол, Кэсси провалилась в глухую тьму.

– Зря вы это, ничего мне не нужно, – говорила Кэсси, сидя уже в такси рядом с Ниной, – я прекрасно себя чувствую.

– Ну, конечно. Именно поэтому ты и свалилась в обморок.

– Да только на несколько секунд. Вы же сами сказали.