Радости Рая

Последнее, что я запомнил из этого первоначального захода в трансформаторную будку, — это хлесткий удар той самой красной рисованной молнии и грубый, низкий, рыкающий мужской голос: «Что пришла? Сидела бы у себя…» — «Не ругайся, Симеон, я сюда ненадолго. Вот, возьми деньги..» — «Проходите».

Тут снова сверкнула молния, и прозвучал хлесткий удар — и сразу вспыхнул яркий розовый свет над самыми нашими головами, в зените, — огромное пространство раздвинулось вокруг нас.

Наконец я смог хорошенько рассмотреть ту, что называла себя моей матушкой, к которой я испытывал подлинное детское безначальное и бесконечное чувство любви и от которой исходила ко мне, изливалась на меня и, как волна, накрывала с головою такая же ответная любовь. И хотя серые глаза этой женщины, мистической моей матери, совершенно были иными, чем черные глаза моей корейской матери, — они излучали одинаковый свет, и лучи этого света летели только ко мне, направлены были только на мою единственную душу.

И мгновенно я, уже проживший свою штуку жизни и находившийся за ее пределами в возрасте, намного превосходящем земной возраст моей благословенной матушки, — мгновенно познал истинную радость рая! И смерть тут была ни при чем — не она помогла мне найти наконец-то эту радость, — а просто есть во вселенной, обладающей единым живым чувством, такая мерцающая энергия, не соотносящаяся со всеобщей гравитационной волей Вершителя Мира, — нежная, всесильная и всепроникающая, которая видима для всех — вулкану и цветочку, звезде Сириусу и первому ребенку, сыну, который появился у молодого охотника Метихме, и он назвал сына Торе. Этот голый младенец Торе, развалившись на коленях матери, как король на троне, позволял отцу трогать себя пальцем за пупок и щедро изливал из своих карих блестящих глазенок мерцающую, абсолютно свободную, стоящую вне гравитационных законов Мироздания — Энергию любви Ла.

Итак, эту радость рая можно было найти и за его пределами, но коли Эдем непременно располагался на земле, то ее должно было первоначально искать на земле. Ла-энергия, так же, как и Пятая Энергия, не была связана с Гравитационной и свободна от нее. Меж галактическими этажами энергия Ла порхала легкой бабочкою и сеяла свое потомство во всех параллельных мирах. Но на земле, в измерении Мары, в жизненном коридоре Хлиппер, независимой энергии Ла было трудно противостоять закону взаимного истребления во имя жизни. И маленький дикаренок, изливавший потоки Ла на своего родителя, смог вырасти — и съел умершего отца, как следует изжарив его на огне. Какие тут радости рая, в земных-то условиях?

И вот моя матушка, умершая раньше меня, но будучи возрастом намного моложе моего, которая выглядела с виду совершенно иною, чем земная моя, не мистическая, корейская матерь — легко была узнана мною по глазам, излучающим — в единственном и неповторимом диапазоне любви — энергию Ла, — и в жизни, и после жизни, и с фарфорового медальона на гранитном памятнике Коныр. Она ввела меня в дверь трансформаторной будки в заснеженном саду, за которою некто с хриплым голосом, по имени Симеон, взял деньги с нас и пропустил на Бал Крыльев, куда непременно хотела привести меня молодая мать — своего старого сына.

— Матушка, зачем мне на бал? — попытался я возразить. — Я и при жизни не ходил по балам.

— А здесь не ходить надо, а летать — это ведь Бал Крыльев, — весело отвечала матушка. — Вместо карнавальных масок и костюмов здесь можно будет выбрать крылья.

— Какие крылья? Зачем?

— А вот посмотри, сынок.

И я посмотрел и увидел. Пространство в трансформаторной будке, стоявшей в саду, стало широким и высоким, как крытый стадион. Но купол этого стадиона и стены были не из твердого материала, а из рыхлого тумана. Посреди стадиона, от одного его края и до другого, проходил ажурный подиум. На него, как ласточки на телеграфный провод, опускались крылатые существа, и я вначале подумал, что это классическое ангельское воинство. Но, сфокусировав свое внутреннее зрение, увидел: ажурный подиум — это не что иное, как натянутый шнур электрического провода, а крылатые ангелы — сотни, тысячи крошечных лилипутов, с комариными крыльями за плечами. Сфокусировав зрение еще концентрированнее, я разглядел все подробности этих лилипутов — и пришел в ужас.