Радрадрабен

Наверное, он всё-таки слегка задремал, потому что очнулся в глухой ночи от каких-то непонятных звуков. Костер давно погас, теперь это была просто кучка чуть тлеющих углей под толстым слоем пепла. Робин потянулся, досадуя на себя за оплошность и проявленную слабость, он собрался было подбросить хвороста, как вдруг опять услышал какой-то шум – нечто вроде низкого гудения. Шум доносился со стороны ручья, и граф сначала подумал, что это он, ручей, и шумит, но прислушавшись, понял, что это не так. Тем более, что в той стороне он увидел на земле чуть заметный огонёк, словно там, среди тёмной травы, тлела отлетевшая от костра веточка. Однако в царящем в ночи полном безветрии от костра она туда отскочить не могла. Робин бесшумно закинул перевязь с мечом за спину и, презрев рыцарское достоинство, на четвереньках стал подкрадываться к огоньку. Чем ближе он подбирался, тем явственнее становился гул. С изумлением он понял, что это речь, только очень тихая и басовитая. Тогда он пополз. А когда до огонька осталось шагов семь, и он, затаив дыхание, поднял голову – то чуть не прыснул от смеха. Картина была ещё та: вокруг крохотного костерка столпилось с сотню существ, более всего похожих на детские тряпичные мячики размером с кулак. Из кругленьких телец торчали коротенькие тонкие ручки и ножки, головы почти не было, зато непропорционально огромный рот разрезал тело почти посредине. Глаз и ушей Робин в неверном пляшущем свете костерка не разглядел.

Существа внимательно слушали оратора, который стоял на плоской кочке и продолжал начатую речь:

– …какие беды мы терпим, какой позор! Мы, от поступи которых содрогались скалы, мы, те, кто испокон веков владел этими горами и пещерами, мы… – говоривший всхлипнул, – ютимся в жалких норах, которые с таким трудом отвоёвываем у сурков, а в наших – наших! – пещерах распоряжаются проходимцы гномы!.. И ещё сочиняют сказки, что это они вырыли эти пещеры! Братья, доколе терпеть будем?! – тут оратор возопил так, что Робин испугался: вдруг проснётся кто-нибудь из его спутников и спросонья спугнёт сборище. Он осторожно оглянулся – нет, всё было тихо – и вновь устремил внимание на тряпичного оратора. Тот уже успел сменить тему:

– …мало того, – убеждённо вопил говорун, – что он превратил нас, могучих горных троллей, пальцами истиравших камни в пыль, в этих ничтожных существ, коими мы сейчас являемся! Мало того, что змеиной хитростью он заставил нас покориться его мерзкой воле – сейчас он требует, чтобы мы своими слабыми силами всячески препятствовали притоку людей в этот дурацкий Город! Сколько наших соплеменников уже погибло под копытами лошадей! А сколько ещё погибнет! И всё зря. Ведь не обращают же на нас никакого внимания – давят, и всё! Пусть истончатся его жилы и лопнет его селезёнка – вместилище мерзкого колдовства!

– Пусть лопнет… Жилы… Пусть… Пусть истончатся…– подхватил нестройный хор голосов.

– Так он вроде умер? Или нет? – спросил вдруг откуда-то со стороны неуверенный басок.

– Умер, умер! – раздражённо подтвердил стоящий на кочке. – Ну и что?!

– Так если умер, как он может нам приказывать? И чему истончаться и лопаться – истлело уж всё, поди…

– Много ты понимаешь, молокосос! Проклятие именем бога, Которого Нет – вот что даёт власть Цудуляру доставать нас из небытия… А каковы лесные тролли! Ведь сразу в кусты, а ещё родственнички называются! Жаль, жаль, что это мы первыми попались на глаза Цудуляру, а то сейчас бы они корячились под своими пнями, шарахались от каждой белки, обгаживаясь при малейшем шорохе… Кстати, кто-нибудь успел испоганить котелок, когда эти проходящие варили похлёбку? Чья очередь?

– Моя, – сказал виноватый голос. – Не сумел я, очень уж горячо было…

– Моя, моя! – передразнил главный. – Вот так всегда: простенькое дело поручить нельзя!

Тут Робину в нос попала травинка, и он громко чихнул.

Вся компания мгновенно исчезла в траве, как сдутая ветром, только тлеющий перед глазами костерок убеждал Робина, что всё это было наяву. Он встал, затоптал огонёк и пошёл к своему костру. Подбросив очередную порцию хвороста, граф уселся и стал размышлять об услышанном. Получалась полная белиберда. Одно только было ясно: в округе имеется какой-то город, куда лучше не соваться.

Звено тринадцатое

Ехали они этой знакомой надоедливой дорогой уже третий раз, и это было скучно. Граф решил ничего не говорить спутникам о ночном приключении. Все и так были в сумрачном настроении, несмотря на чудесное утро. Как говорится – не пелось что-то. Так, в молчании, доехали до поворота с мужиком. Тот был тут как тут и встретил их неприязненно и сварливо:

– Опять? Я думал, вы меня послушались, а вы…

– А что мы? Посторонись-ка.

Мужик нехорошо улыбнулся и перехватил палку поудобнее. Как и прежде, он держал её наперевес, недвусмысленно перегораживая путь:

– Нечего вам там делать.

– А ты что ещё за указчик?

Мужик люто глянул на графа:

– А вот и указчик. Не твоего ума дело! Я, может, специально к этой тропе приставлен – любопытных таких вот отваживать!

– Кем приставлен? Зачем?!