Потом они с Сашей поволокли распятого таким образом Куратора к ручью и бросили его прямо посередине, придирчиво наблюдая, чтобы вода омывало все тело. Саша осталась следить, чтобы тело не сволокло ниже по течению, а Шурик принялся разводить костер, как то водится у американских индейцев и таких же самых скаутов: он щедро плеснул из припасенной канистры заранее слитый из машины бензин марки АИ-92 на заготовленные и уложенные дрова, преимущественно осиновые, и поднес зажигалку. Огонь разгорелся только после того, как он, волнуясь, все же решил крутануть колесико кремня.
Теперь дело было за малым: рубить магическим мечом Сатанаила на кусочки, а те скармливать веселому пламени. Тяжело было решиться, Саша все примеривалась, куда бы ловчее полоснуть своим клинком, целилась, целилась, наконец, опустила руки и что-то заговорила, обращаясь к Шурику.
Хоть тот уже давно вытащил из ушей волшебные беруши, спасшие его барабанные перепонки от неминуемого разрыва (про них в «Кайкки лоппи» и моих ответах читателям), но разобрать сумел не все.
— Хр-пр, — сказала Саша. — Сиськи-масиськи.
— У кого? — спросил Шурик и потрогал себя за грудь.
Если Саша и была слегка оглушена, то умело это скрывала. В любом случае, она прекрасно могла читать по губам.
— Сис-те-ма-ти-чески, — по слогам повторила она.
Шурик постеснялся переспросить предшествующие слова, но попробовал догадаться, что Саша пытается посоветоваться, какую систему рубки конечностей следует выбрать.
— По шее сначала, — сказал он и для наглядности провел ребром ладони над короткой шеей Куратора. — Представь, что рубишь собаку.
— Да я и собак-то никогда не рубила! — проворчала Саша вполголоса и добавила. — Клыки впечатляющие. Жаль такие в огонь пихать.
Шурик сделал жест, означающий паузу, быстренько сбегал за молотом и в два метких и ловких удара обломал сабельные зубы у корня. Потом протянул их Саше и махнул: поехали!
Та пожала плечами, убрала трофеи в ножны меча и, коротко выдохнув, с оттяжкой полоснула по телу Зверя — голова охотно отделилась и подкатилась, подгоняемая водой, к ногам Шурика. Он показал Саше оттопыренный большой палец, схватился за уши монстра и, переваливаясь, как с котелком кипятка в прямых руках, переместил отрубленную голову прямо в костер. Ни капли крови не упало на землю, ни в воду, вообще никуда. Крови не было. Огонь перестал весело потрескивать, зашипел и неохотно лизнул новую пищу. Шурик плеснул из канистры еще раз, пламя взвыло и бросилось в бой. Отчаянно запахло, что характерно — не черемухой.
Дело пошло, а тут как раз и Кеша подоспел. Он удивленно присвистнул, перевернул кепку козырьком назад и без лишних слов включился в процесс. В его задачу вменялось поддержание огня на должном жарком уровне, чтобы останки Зверя превратились в прах без остатка.
Они работали, не покладая рук. Еще раньше Шурик предполагал, что возможны всякие странные явления, но на них нельзя отвлекаться ни в коем случае. На огонек сбежались все непонятные твари, случившиеся неподалеку. Их оказалось не так уж и мало. За кругом огня в сгустившейся темноте что-то «хохотало, улюлюкало, булькало и пукало». Иногда когтистые лапы тянулись к менее плотному пламени, тогда Кеша, вооруженный осиновым колом, отмахивался от них, как пьяный мужик в кумачовой рубашке от наседающих псов. Шурик, в меру своих обязанностей распорядителя, тоже тыкал в темноту свое обожженное на огне осиновое копье. Им отвечал очень неспособствующий творческому процессу визг. В другое время этот звук мог и парализовать, но парням было некогда обращать внимание на такие нежности.
А Саша рубила, как лесоруб, обретя даже некоторую сноровку. Убедившись, что кровь по сторонам не брызжет, она успокоилась и не отвлекалась больше ни на что, кроме расчленения. Когда последняя часть Куратора — грудная клетка — оказалась в огне, Шурик прокричал Саше прямо на ухо.
— Помогай! Задерут, ироды!
Судя по голосам, злобных тварей, норовящих достать себе кусочек «древнего могущества» прибавлялось. Сбегались, поди, со всей ленинградской области.
«Слава богу, что Ростоцких на даче нет», — подумалось Саше. Нечасто внуки знаменитого режиссера находили время, чтобы навестить этот тихий уголок. Она махала мечом, делала выпады, полувольты, рубила сплеча. Противника своего она зачастую не видела: только злобные красные глаза и, иной раз, мелькавшие конечности, не облагороженные трудом маникюрш.
Костер пылал жарко, все они втроем исходили потом, покрывались копотью и сажей, но не отвлекались ни на что, кроме мыслей, иногда неожиданных.
«Как же так», — думал Шурик. — «Готовился ко всяким безобразиям, а оделся, как на светский прием. Надо было какой-нибудь комбинезон напялить. Теперь пропала моя клубная майка „Cuppa“, штаны „Rescue“ и кроссовки „New balance“ вот ведь незадача!» Он очень любил одеваться неброско, но с известной долей шика.