Радуга — дочь солнца

За обглоданными деревьями она неожиданно наткнулась на какое-то строение. Оказалось, что здесь живет член правления колхоза Михаил Иванович Янченков. Разбирая опустевшие блиндажи и дзоты, он натаскал бревен и сложил из них дом. Кроме него, в доме поселилась вся бригада Фаддея Слизского, в которой стала работать и Полина.

Невесело прошла эта первая встреча. О делах говорили вяло и неопределенно, никто не знал, с чего надо начинать, потом все вместе ходили смотреть новый трактор. Ночь начиналась свежая и тихая, но в этой тишине все еще жила тревога. Далеко за Можайском багрово светилось небо, время от времени доносился гул самолетов, и тогда по привычке все поднимали головы и напряженно всматривались в темноту. Это были тревожно-настороженные дни, когда глухими ночами то здесь, то там ухали взрывы и горький запах пожарищ не могли смыть даже весенние дожди.

На рассвете Полина ушла осматривать поля, где предстояло начинать пахоту. У разрушенной землянки она подняла немецкую лопату с длинной отполированной ручкой и стала засыпать воронки. Она знала, что самое главное сейчас — начать поскорее работать, отвлечь людей от тяжких дум, вселить в них уверенность в свои силы. И тогда все пойдет своим чередом.

В этот же день она проложила первую борозду. Большой пятилемешный плуг с хрустом врезался в землю, и потянулись вдаль глянцевитые отвалы, а следом степенно зашагали солидные грачи, удивленно разглядывая блестящие латунные гильзы и зазубренные осколки, которыми в тот год были щедро удобрены поля.

Прицепщиком к Полине Михаил Иванович поставил своего сына Колю. Тот немало гордился этим назначением, втайне мечтал о том времени, когда и сам пересядет на трактор, но говорить об этом Полине стеснялся. Была в ней какая-то внутренняя напряженность, та большая нервная сила, которая удивляла его и не позволяла лишний раз подойти с вопросом. Есть ли у нее сомнения и неудачи, терзают ли ее горькие мысли, никто об этом ничего достоверно не знал. Она представлялась человеком, который выбрал себе цель и идет к ней, не оглядываясь и не смущаясь.

Глядя в ее большие, всегда спокойные темно-карие глаза, трудно было предположить, что вечерами она уходит в лес и там, сидя на пне, подолгу плачет от голода и усталости, плачет о своей безрадостной молодости, о том, что война, кажется, уже идет целую вечность и невозможно представить те дни, когда можно будет досыта есть хлеб, ходить в красивых платьях и слушать музыку.

Но об этом никто не знал. И когда бригадир, просыпаясь, выходил на улицу, он каждый раз видел Полину возле трактора. Умытая, свежая, с мокрыми волосами, она с таким старанием чистила свою тяжелую машину, как будто та была живым существом.

— Собирайтесь! — весело кричала Полина. — Мы уже заканчиваем туалет.

В самый разгар посевной приехал Вьюрков и сразу же ушел на поля: проверял качество работы, что-то вымерял, подсчитывал и хмурился.

— Поторапливайтесь, друзья мои, — по обыкновению, кричал он своим сердитым голосом. — А не то заберу трактор, только вы его и видели.

— Да и так передышек не делаем, — рассудительно говорил Михаил Иванович. — Девка вконец измоталась. С рассвета до поздней ночи на тракторе. Во время заправки только и отдыхает. Не знаю, как еще не оглохла.

Перед тем как уехать, Вьюрков остановил Полину.

— Ну, как трактор? — спросил он, постукивая палкой по блестящим гусеничным тракам.

— Молодец!

— А самой как живется?

— Хорошо.

— Вижу, вижу, — со вздохом сказал он, разглядывая ее осунувшееся лицо. — Во сколько кончаешь работать?

Полина засмеялась:

— Часов у нас нет, Николай Михайлович. Где стемнеет, там и останавливаемся.

— А ты придумай что-нибудь. Солдаты ведь и ночью воюют, приспосабливаются.

В то время на тракторах не было электрического освещения, и машина в темноте делалась совершенно беспомощной. А работать нужно было. Вокруг лежали мертвые поля, и было больно на них глядеть; ветер нес оттуда не ароматы цветущих трав, а устоявшийся запах ржавчины, тротиловую гарь и горький пепел.

По вечерам при свете пятилинейной лампы с отбитым стеклом Полина читала вслух «Спартака». Книгу эту оставил на память какой-то боец. Чтение продвигалось медленно. Вдруг кто-нибудь вспоминал, как наши зенитчики сбили над дорогой «мессера» или как саперы отыскивали замаскированные мины.

А однажды Коля Янченков, прервав ее на полуслове, сказал:

— Давайте сделаем факелы. Как у древних римлян.

Затея понравилась. Этой же ночью они сходили в овраг, где валялись разбитые немецкие машины (овраг фрицы так и не смогли перейти). Здесь нашлось все, что было необходимо. Тут же принялись за дело. Пропитанную маслом ветошь набивали в консервные банки и прибивали их к длинным палкам. Эти самодельные факелы укрепляли впереди радиатора. В синеватой мгле ночи они горели багровым светом, обволакивая копотью кабину. Но пахать было можно. Так начались эти «ночные рейды».

Чтобы не уснуть, Полина пела хорошую довоенную песню:

Мы с чудесным конем
Все поля обойдем —
Соберем, и посеем, и вспашем…