Радуга и Вереск

Николаус невольно усмехнулся, смахнул иней с пушистых черных усов. Ему вспомнилась перепалка одной бабы в замке с Вясёлкой из-за коз. Точнее, ругалась одна та баба. А девушка помалкивала, выгоняя коз из чужого сада. Тут, правда, она сказала, что в изгороди дыры — бык пролезет. А баба кричала, что все плотно прилажено, и цыпленку не прошмыгнуть со стороны оврага. Николаус, став свидетелем сего происшествия, попросил бабу замолчать и выслушать его. Та недовольно воззрилась на молодого шляхтича. А он рассказал ей одну из историй, которыми их потчевал речной кривоносый капитан Айзиксон: были у одного бедняка козы, и соседи на них пожаловались, мол, вредят те козы, а хозяин ответил, что коли это правда, то и пускай медведи растерзают их, а если нет, то вечером каждая коза притащит медведя на рогах… Баба желтолицая, длинноносая, примолкнув, ждала, что дальше скажет шляхтич. Да! Таково было свойство всех рассказов Айзиксона. Интресно было узнать, так что же там произошло дальше. Вот как и с этой историей — ну явная же сказка. Но баба замерла. Николаус, как и речной капитан, выдержал паузу, а потом уже досказал: «Адвячоркам яны і прыйшлі, козы, да дома, а на рагах ў кожнай — па мядзведзю»[183].

Желтое лицо бабы еще мгновение оставалось заинтересованно-растерянным, а потом сморщилось то ли в улыбке, то ли в гримасе недоверия и все той же досады. «І дзе ж яны гэтак мядзведзяў адшукалі?!»[184] — в сердцах воскликнула она. Но Николаус, не смутившись, ответил: «Ты б лепш спытала, адкуль у бедняка гэтага па імі Ханіна ўзяліся козы»[185]. Это тоже был прием речного капитана, тут Николаус полностью следовал за ним. Точно так он им рассказывал эту историю.

И далее Николаус поведал, что дело было такое.

Один прохожий безымянный оставил как-то прямо у дверей лачуги Ханины сколько-то там кур, да и скрылся. Жена Ханины взяла этих кур, а он ей и воспретил забирать у них яйца, так что те расплодились — негде в доме яблоку упасть. Ну и решил Ханина продать кур и купить коз. А тут и вернулся тот прохожий. Заверил, что кур здесь оставил. Ханина потребовал описать приметы тех кур. Прохожий описал. И Ханина вернул ему коз.

Желтолицая баба и рот открыла. Ясно было, что она бы костьми легла, а кур, то бишь коз, ни в жисть не отдала бы.

«Дык можа, сёе ня козы, а куры, вось і пралезлі»[186], — заключил Николаус весело.

И тут уже баба не выдержала да рассмеялась, прикрывая жилистой рукой щербатый рот. «Ай, пан, скажаце ошшо! То мядзведзі, то куры-козы! пераблыталі мяне!»[187]

Вясёлка слышала только начало истории и потом, когда они шли рядом, спросила, чем же там закончилось у того бедняка. Такова сила историй капитана Иоахима Айзиксона. Узнав окончание, спросила, в какой земле это происходило, в польской? Нет, отвечал Николаус, в еврейской. А поведал ее капитан, что водит баржи с зерном по Висле. И, между прочим, проведав, куда едет служить Николаус, Иоахим Айзиксон позавидовал, ему хотелось бы пройти Борисфеном — и через Скифское море, а потом другое приплыть в землю обетованную. «О том вздыхает мой дедушка. Узреть святые места, град Иерусалим, пустыню со львами, ту Голгофу страшную, сад чудный, Иордан, а то и дуб в Мамвре. Он то все красками показывает, с чужих икон берет, но сам не ведает… А еще, речет, красками та земля истекает, бери, растирай в ступке, хоть иудейская горная смола, хоть красное дерево для бакана, хоть киноварь, хоть что». — «А здесь?» — спросил Николаус, хотя старик Петр это все ему уже объяснял. Девушка ответила, что для иконописи ничего и нету, но зато для тканей есть, какие цветки да стебли, коренья можно взять. Вот ради цвета холста, на одежку — это можно. Краску шижгель надобно брать у крушины, сок ее. Желтую — из отвара коры березовой да ольховой. Золы добавить. Зеленую бери у багульника. Из коры дубовой — желто-светлый, а не то и черный цвет. Зверобой — желтый да зеленый, а при хитрости розовый и красный. Корни конского щавеля да с винным камнем дадут желтый.

«Так ты тканіны красуецца?»[188] — догадался Николаус. Девушка ответила, что да, немного, и еще они продают краску Федьке ткачу с Зеленого ручья, ему люба та краска, ни у кого больше не берет, секреты выпытывает, а она — молчок. И девушка приложила палец к губам с хитрым видом.

Николаус тут спросил, что за краска пошла на ее словно бы морской сарафан. Девушка отвечала, что вот как раз эту краску дал зверобой, да немного еще дубовой коры добавлено. И молодой шляхтич внезапно ощутил идущий от нее травяной и цветочный аромат…