Радуга и Вереск

— Я тогда перезвоню, уточню. А вообще-то — в пункте А. Или как там?

— Пункт один.

— Ок!

Косточкин постоял посреди номера и затем совершил дикий индейский танец, так что снизу резко застучали по трубе отопления. Наверное, он слишком топал, и, значит, танец был крестьянский, нидерландский, какой приходилось видеть у кого-то из старых художников, Брейгеля, наверное. Да, там у них деревянные такие башмаки. И сами они тяжелые и неуклюжие. Индейцы в своих мокасинах танцуют тише и легче.

Так, так… Что же делать? Куда деть себя? Бежать на поиски книги? Да! Это будет его рыцарским подвигом! Искать в наш век видео и всяких гаджетов книгу — кто на это способен?

«Какой же я был болван, — думал Косточкин, собираясь, — что тратил время на всякую хрень. Надо было читать. Читать всегда, читать везде, читать — и никаких гвоздей. Вот мой девиз и Эттингера!»

На улице было пасмурно. Но только не для Косточкина. В каждом проулке среди деревьев на самом деле мерцало что-то. И галки на видневшейся перед мэрией башне кричали весело, певуче, как жар-птицы. А лица смолян были симпатичны и приветливы. И дворник в оранжевой безрукавке предупредительно сыпанул под ноги Косточкина горсть песка, как сеятель счастья или уж, во всяком случае, разумного и вечного. Косточкин ему улыбнулся и сказал: «Спасибо!» Дворник с синюшным пропитым лицом взглянул на него подозрительно.

Это хорошо, что туман. Туман фотогеничен. Вон как загадочно и призывно расплываются огни светофоров: зеленый, оранжевый, синий, красный, фиолетовый, голубой, желтый.

Косточкин остановился, соображая, куда лучше пойти. Кажется, вот по этому бульвару можно выйти к книжному. Он направился по пешеходной улице, разбитой на несколько линий рядами деревьев. Ему даже не хотелось слушать Эшкрофта с командой.

Слева показалась скульптура поэта с оленьими рогами — эффект третьей ноги, известный художникам, когда у изображения возникают причудливые выросты; понятно, если это персонаж среди толпы; но тут скульптура одинокого поэта, просто он прислонился неудачно к дереву с ветвями, так и приобрел ветвистые рога. А в доме сразу за памятником был книжный магазинчик, Косточкин свернул туда. Федора Андреевича фон Эттингера там не было. Косточкин пошел дальше и оказался у перехода. На той стороне уже виден был магазин «Кругозор» в обшарпанном розоватом жилом доме с какими-то нелепыми балкончиками. Справа чей-то бюст, довольно неказистый. Вообще в городе было много бюстов — отрезанных голов. Видимо, у властей не хватало денег на остальные части тел великих обожаемых соотечественников. Но зато Ильич высился многопудовой гранитной горой на главной площади. Видимо, туда и ушли все деньги.

Стоя на переходе, Косточкин посмотрел влево и увидел знакомое вроде бы лицо. И… второе…. Где он их видел? Двоих бомжеватых прохожих. У одного неопрятная клочкастая седоватая бородка, на голове кожаный старый картуз, второй бритый, молодой, в лыжной шапочке, с ушибленным носом, в руке авоська.

Старший тоже покосился агатовым выпуклым глазом, потом повернулся к Косточкину и приподнял брови.

— Здравствуйте! — поздоровался Косточкин. — Снова встретились.

Мужчина кивнул. Молодой тоже посмотрел на Косточкина. Ранка на его носу уже зажила, остался лишь красноватый рубчик. Он хотел что-то сказать, но тут загорелся зеленый, и все шумно пошли через дорогу. Они остановились на другой стороне.

— А где же ваша сумка? — спросил старший.

Косточкин замялся и вдруг сообразил, что забыл взять фотоаппарат.

— Забыл! — воскликнул он. — А вы наблюдательны!

Старший кивнул.

— Просто фотограф и спит с фотоаппаратом.

— А любитель? — спросил Косточкин.

Старший покачал головой.

— Вы не любитель.

— Ну что, отыскали синагогу? — спросил вежливо Косточкин.

Оба закивали.

— Да.

— А я ищу книгу, — сказал Косточкин, удивляясь своей словоохотливости, но не желая сдерживаться.

Старший проницательно посмотрел ему в лицо.

— Найти хорошую книгу — все равно что отыскать в чужом городе синагогу. Или приют. Ведь это чужой для вас город?

— Нет, — сказал Косточкин. — Почему?

— Ну вы же говорили, что ничего здесь не знаете, — напомнил старший, поглаживая седоватую клочковатую бороду.

— Да, — подтвердил его спутник.

— А теперь-то знаю тут все! — выпалил Косточкин. — Ну почти, — добавил он, смутившись.

Оба еврея недоверчиво воззрились на него выпуклыми агатовыми глазами.

— Город не выучишь и за тысячу лет, — сказал старший.

— А я вот и иду за книгой заполнить пробелы, — несколько виновато проговорил Косточкин и, стараясь скрыть смущение, спросил, куда идут его собеседники.

Так бывает в речах влюбленных — неуместные вопросы, неуместные откровения.

— Куда мы идем? — переспросил младший.

— На вокзал, да, — сообщил старший.

Косточкин развел руками и почти радостно воскликнул:

— На какой вокзал?! Все вокзалы здесь в другой стороне, у Борисфена и за речкой!

Евреи посмотрели друг на друга.

— Автобусный и железнодорожный вокзалы, — проговорил Косточкин.

Евреи устремили на него глаза.

— А какие еще? — спросил младший.