Радуга (Птицы в пыльных облаках)

Легкое касание: моя шея может так же страдать, как и ваша - Крома прежде всего. О, мы приободрились? Нам показалось, что простят грехи? Голубчик, мы не прощаем. Мы можем забыть... на время. Отец-дознаватель улыбнулся еще тоньше, совсем уж тонко; зонтик описал плавный круг, мазнув по стене крылатой тенью.

- Забудьте про прачку, она нас пока не интересует. Падите в ноги деду Крадоку, он недавно женился, от этого глу... добреют. Бейте на жалость. Бедственное положение, долги, закладная на дом, смертельная болезнь жены. Придумайте сами!

Невольно пропустил раздражение. Этот дурень уронил костыль. Поднять, вот так. Побольше жалости в голос. Это не я виноват перед тобой, это мой жестокий долг.

- Вы справитесь. Досадные недоразумения случаются с любым. Отцы-благодетели на вас надеются.

Еще бы. Такой дурак, что никто не примет всерьез. А примет - терять не жалко. Ах, какой дом. После кончины мужа можно будет облагодетельствовать несчастную, взять в служанки. Отец-дознаватель зажмурился, губы сошлись в ниточку, чуть поддернувшись кверху на уголках. Ой, вот только не надо убеждать меня в твоей вечной преданности, и в бесконечной благодарности, было это, было, сколько раз уже было, фальшиво насквозь, и не смешно.

- Не провожайте, не надо. Вам трудно двигаться. Я пришлю к вам магистратского лекаря, и уже вечером вы сможете пойти.

Гость улыбнулся напоследок, склонил седеющую голову, и с небрежно откинутого рукава незаметно упала на пол горстка пыли.

14.

Ястреб сполз по косяку и, перегнувшись пополам, непристойно заржал. Оставлял в покое внутренности иррациональный страх, слезы наворачивались на глаза. Да знает он, что боль любого, с кем связан обрядом, почувствует тут же, но когда проснулся в пустой постели... Государыня виновато надулась с непроглоченным куском во рту, без бинтов, в великоватой утренней накидке покойной Крадоковой невестки, с сальными волосами, пятнами масла и желтка на лице и пальцах. А кухня просто источается солнечным сиянием.

Стараясь унять судорожный смех, Ястреб приподнял лицо жены за подбородок, почти зажмурился - вот-вот в руке останется обугленная плоть с чернеющими внутри костями... наваждение. Бережка облизнулась и все так же виновато объяснила:

- И ничего смешного. Есть хочу - умираю.

- Нельзя сразу... много.

- Разве это много? - она обиженно кивнула на стол, на котором наспех были собраны корзинка с яичной скорлупой, желтоватая сахарная голова, разбитые в горшочке желтки, горлачик со сметаной и разломанная коврига пшеничного хлеба. Ястреб втянул духовитый запах.

- Они же, эти двое, все съели, - продолжала жаловаться жена, - и рыбу, и укроп, и огурчики. Ябедничать плохо, но ты им скажи.

- Я им скажу, - ухмыльнулся Ястреб. - Уж скажу. А кому?

- Этим, - Берегиня облизнулась. Мелькнул нежно-розовый язык. - Знаменщику этому патлатому и второму... с ним...

- А Сольвега где?

- Не знаю. На рынок их прогнала.

Она отломила и со вкусом захрустела корочкой. Из-под табурета ответило утробное урчание. Ястреб стремительно нагнулся: рыжий драный котяра приканчивал в миске сметану.

- А этот откуда?

- М-м... - государыня проглотила еще ложку смешанных с сахаром желтков. За руку муж ее поймать не успел. Но ложку после отобрал.

- Пойдем, посмотрю тебя, - сказал строго. - А потом погуляешь в садике за домом. Только оденешься теплее, август, с утра холодно.

Она огорченно глянула через плечо на стол. Потянулась.

- Помыться бы.

Ястреб засмеялся:

- Ладно, была тут мыльня. Если Юрий не порушил, велю сготовить.

Провел ладонью, стирая остатки желтка с ее щеки.

... - По-моему, мы пытаемся спрятать горящую головню под разбитый горшок.

- Это что же, опять под кустиком ночевать? - заныл из угла Савва. - Я вам не зайчик.

Ястреб впился пальцами в отросшие волосы, потянулся с хрустом. На усмешливом лице его отразилось какое-то подобие смущения.

- Доселе человек, возвращенный обрядом, до смерти не открывал уже лицо, перевела Сольвега. Аптекарь, оказавшийся в центре самума, мечтал провалиться сквозь землю. Угораздило его столкнуться с женщиной, нарисованной Юрием, и узнать ее. Бедняга ерзал на стуле с резной дубовой спинкой и все ждал, когда его к этому стулу станут приматывать с неальтруистическими поползновеньями. Аптека неоткрытая, он же всего за Тильдой зашел... Милосердие наказуемо. Он попытался заглянуть всем в глаза, ища там своей участи, опрокинул вино на ковровую скатерть... снова испытал желание провалиться от стыда.

- А Тумаш где? - спросил Ястреб.

- Тумаш с Микиткой играет. Он сказал, как мы решим.

На стол вспрыгнул драный котяра, заставив аптекаря шарахнуться, брезгливо понюхал винное пятно.

- Разбойник! Как ты - мне беда.

- Не понимаю я вас, мужчины, - Сольвега выпятила алые губы. - Не проникнут ее. Кромцам так пылью очи застило: решат, что сами больны, чем поверят в сказку. Сколько она лет тут жила? Десять? А кто разглядел? Вот этот только, она кивнула на бледного Сашку. Тот молчал, лишь судорожно растирал на предплечье похожее на крапивный ожог пятно. - Юрий, ты ее узнал?

Он пожал широкими, как у деда, плечами: