Радуга в сердце

Я немного расслабляюсь, но непрекращающийся стук держит нервы в тонусе. К тому же, к нему добавляется стрекот дверного звонка. Мысленно уговариваю того, кто там в ванной, покрепче заткнуть уши и сделать звук навсю.

Заметив, как девчонка прячет лицо, точнее его изувеченную половину, всё время клоня голову слегка набок, я отвожу взгляд в сторону. Но, сколько не пытаюсь найти, за что ему уцепиться, ничего подходящего не нахожу. В итоге просто пялюсь на танцующую в полоске света пыль, и на какое-то время замолкаю. Не знаю, что при этом делает Аня, но никаких признаков жизни она тоже не подаёт.

Наша молчанка выглядела бы мега-тупо, если б не упорство Вована. Он не оставляет попыток перебаламутить весь дом. И, похоже, это у него начинает получаться – мы прислушиваемся к голосам соседей, рискнувших выскочить в подъезд на шум.

– Что случилось? Пожар что ли?

– Всё в порядке, – басит Во…

Воспользовавшись моментом, пока увлечённая событиями однокласссница на меня не смотрит, и, вся превратившись в слух, сидит, обхватив колени и опустив в пол глаза, я позволяю себе разглядеть её получше.

Волосы русые, кожа бледная, угловатые коленки…

На шее холодным блеском мерцает тонкая нить. Она ведёт мой взор вдоль расстёгнутой на несколько пуговиц горловины рубашки к небольшому кулону с двумя рыбками, покоящемуся в ложбинке на груди.

Я не сразу соображаю, что, по сути, тупо пялюсь на её сиськи в показавшемся в просвете одежды чёрном гладкой белье. Лишь заметив движение – определив это первой, Аня меняет положение тела и, выпрямив спину, быстро застёгивает одну из пуговиц, – я тут же спохватываюсь, и мой, до того откровенно изучающий, а теперь испуганный, взор вновь пересекается с её, полным смущения и недоверия, и от неловкости мы оба отводим глаза.

– А я Ваня Иванов, – неожиданно даже для себя представляюсь я и вновь переключаюсь на пыль и пол. – Но пацаны обычно Радугой зовут. Ты, если хочешь, можешь называть меня так же, я не жадный.

– А почему Радуга? – тихо спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

– Ну, просто шапка у меня похожая была. А вообще радугу же все любят, наверное, поэтому.

Тут я бросаю взгляд уже сознательно, проверяю реакцию, подумает ли, что я кретин или нарцисс. Наверняка подумала, но виду почему-то не подаёт. Только слегка улыбается, но улыбка у неё добрая. Да и сама она милая, не знаю, за что эти полудурки с ней так…

Наконец до меня доходит, что никакой Вован давно не ломится, а я расселся тут как король на именинах и имею все шансы опоздать на последний на сегодня маршрут.

Встаю, выуживаю из кармана смартфон и, смахнув непринятые от полоумной, вникаю в цифры на экране. До автобуса двадцать минут, успею. Кидаю взгляд на Аню, что уже тоже поднялась и пытается совладать с дверью…

Она снимает цепочку, щёлкает замком… А я приваливаюсь к этой самой двери плечом и в который раз залипаю, невольно изучая её профиль, хотя обещал себе так не смотреть. Я фиг знает почему, но почему-то не могу оторваться. И вряд ли дело в шрамах, их сейчас не видно совсем… У неё красивые губы. А ещё вздёрнутый нос, длинные ресницы и… ага, согласен, дебил. Опять на неё пялюсь и напрягаю. Усилием воли прекращаю страдать фигнёй.

– Спасибо, Ань, ты меня очень выручила, – говорю полушёпотом.

– Да не за что, – отвечает она.

И что в ней больше всего цепляет – так это голос. Никогда не слышал ничего более завораживающего, чем он.

Глава 10

– Парни, вы б знали, как я рад вас видеть! – ору я сквозь Максовы пьяные вопли и рвущие перепонки басы.

Я тоже пьян, и, развалившись на диване, мы обнимаемся все втроём и клянёмся друг другу в вечной любви.

Ксюха Кондрашка с нами, снимает весь этот беспредел на свой смартфон.

– Максим, заглохни! – «рулит» она. – Радуга, ну-к рассказывай, как тебя в твоей новой школе встретили? И самое главное – кто тебя побрил?

– Шикардос, Ксю, не парься! – несу я какую-то дичь и показываю жестом «окей», криво приложив непослушную кисть к глазнице.

– Неет, так не пойдёт, давай в подробностях, что да как, нам же интересно!

– Тёлочки есть там, снегурки есть? – оживает навалившийся справа Олень.

У Оленя есть бесячая манера называть всех красивых девчонок снегурками.

– Девчонки там отпад! Особенно одна… Красотка, короч, вы вообще таких не встречали!

Кондрат, параллельно бубнящий что-то нечленораздельное, треплет меня по голове, отчего мой клоунский парик, забытый у него в прошлый раз, съезжает набок. Поправляю.

– Ну ты чё, – не унимается Никитос, – успел хоть облапать её под партой?

– Кого? – хмурюсь я, пытаясь поймать ускользающую нить разговора. – Да не, мы вообще с ней не вместе сидим.

– Ну, а с тобой-то кто? – вновь подаёт голос Ксюха. – По-любому ж, небось, с девчонкой сел!

– Куда посадили – туда и сел, – отвечаю, пытаясь отвертеться от Кондрата, который чуть ли не лизаться ко мне лезет, и в то же время скинуть надоедливый локоть Никитоса.

– Так облапал или нет? – что-то заклинило последнего. – Ну, хоть за ляху-то подержался, ну, хоть чуть-чуть?

– Да нет же! – психую я. – Со мной вообще сидит девчонка… у неё там не лицо, а п-полная задница!