Радуга взаимности

С момента их свидания прошло полгода. Зима вступила в свои права. Павел сдержал обещание, и чтобы не просила Олеся, помогал ей во всем. Было приятно осознавать надежную стену за своей спиной, и все же она не злоупотребляла его покровительством. Он же интересовался ее жизнью, школьными делам Юли, спрашивал, устраивают ли ее учителя. Олеся получила прямое доказательство любви Павла – он заботился о ней. Стоило ей только заикнуться о какой-нибудь проблеме – все решалось молниеносно. Настолько, что Олеся порой боялась делиться с Павлом мелкими неурядицами, без которых невозможна школьная жизнь, опасаясь неоправданного вызова «на ковер» одного из учителей Юли.

С ее чувствами происходили не совсем понятные, а потому пугающие метаморфозы. Энергия ее любви не стала меньше, напротив, она начала думать о Павле Ивановиче как о живом, реальном мужчине, возможном партнере. Мысли были нездоровые, доставляли боль. «Я так и не завершила гештальт. Я все время о нем думаю. Наверное, мне нужно пройти этот путь до конца, что в нашем случае значить стать его любовницей». Для нее это звучало дико. Она не могла себе позволить изменить Саше, но и так продолжаться больше не могло. Она старалась отвлекаться, не думать о нем, но, когда вновь его видела, готова была тут же выскочить из платья. Ее охватило незнакомое и постыдное чувство, страстное и безудержное влечение. Нужно было или совсем, окончательно расставаться, переводить дочь в другую школу, либо лечь с ним в постель. Олеся все больше тревожилась и нервничала. Неудовлетворенная страсть сжигала ее изнутри.

Павел позвонил в середине декабря. Путаясь в словах и нервно дрожащим голосом, откровенно признался, что хочет ее и не знает, как жить дальше с этим желанием. Сетовал на то, что он старый дурак, говорил что-то про «седину в бороду» и прочие нелепые вещи. Олеся понимала, как сложно ему сейчас с ней объясняться. Он не привык быть в амплуа просящего, чуждо и неведомо было это ощущение мольбы о сближении с замужней женщиной, ему – женатому мужчине. Оба понимали – влечение запретно, идет в разрез с устоявшимися моральными нормами, с их воспитанием, жизненной мудростью. Однако и сдерживать себя уже не получалось.

– Олеся, если я приглашу тебя в отель, ты придешь? – Павел, наконец, решился задать вопрос, ради которого позвонил.

Олеся задумалась. Разум боролся с сердцем. Любовь – с долгом. «Да, мы уже целовались, и это тоже измена. Да, я все время о нем думаю. Что скажу Саше, как буду смотреть ему в глаза? Как лягу в постель с мужем после встречи с Пашей? Как все это будет возможно? Не захочу ли я продолжения? Как долго может тянуться двойная жизнь? Смогу ли жить с неподъемным грузом вины перед мужем?» – в один миг Олеся задала себя множество вопросов.

– Я приду, – ответила она после некоторого молчания, понимая, что второго шанса может и не быть.

В трубке раздался вздох. Облегчения или испуга – не понятно.

– Я жду тебя завтра, адрес пришлю смс-кой. Хорошо?

– Да. То есть нет, давай, только не завтра. Через три дня.

– Не спрашиваю почему, просто соглашаюсь. Договорились.

Олеся нажала отбой, задумавшись и забыв попрощаться.

Вечер прошел тревожно. Она пыталась быть сама собой, при этом ее не оставляло ощущение преступности затеянного. Она собиралась украсть себя у своей семьи. О семье Павла она сейчас не думала. Он никогда ничего не рассказывал о жене, Олеся не знала, какие у них отношения и не хотела знать. Так было проще. Как и в прошлый раз, она совсем не собиралась наряжаться, только белье выбрала самое лучшее, какое у нее было. Покупать что-то новое она себе не позволила – было стыдно перед мужем. Какие только страхи ее сейчас не посещали: она боялась неловких движений, неумелости и неопытности в сексе – из партнеров у ней был один Саша, опасалась своего неприятного запаха изо рта (особенно это случалось во время стресса), но больше всего переживала, что кто-нибудь или что-нибудь помешает их встрече: один из них передумает, назначат важное совещание – и он не сможет прийти, случиться что-нибудь страшное дома – и уже она сама не сможет прийти. Мысли кричали в голове как стая изголодавшихся чаек, с диком криком носившихся над поверхностью водоема в поисках редкой рыбы. Не было ощущения счастья, предвкушения сбывшейся мечты. Основное место в сознании и сердце занимал неуправляемый невротических страх. Олеся уже жалела о трехдневной отсрочке свидания несмотря на то, что сама попросила об этом, желая еще раз обдумать ситуацию. «А вдруг он передумает, а вдруг снова испугается, исчезнет, не придет?» – вновь и вновь она задавала себе одни и те же вопросы, тщетно пытаясь остановить поток деструктивных мыслей.