Радужная Нить

— Разбить? Но как? — она косилась на меня исподлобья, но это был уже другой взгляд, совсем другой. Обречённость сменилась надеждой.

Я поразмыслил.

— Нож. Нож твоего господина — где он?

— Кай, ты редкостный умница, — вклинился восхищённый голос юмеми. Мэй-Мэй улыбнулась — значит, тоже услышала. А Мицко продолжала смотреть на меня во все глаза. — Нож, на виду у зеркала зарезавший сначала его владелицу, а после — убийцу. Да, он — та самая вещь, которую можно противопоставить кагами-но бакэ. Он намного сильнее.

Я не был уверен в правильности догадки, но спорить не стал.

Мицко тем временем опомнилась и бросилась разгребать рухлядь. Внезапно очертания её тела стали расплываться.

— Рядом с футоном! — закричал я и сам кинулся на подмогу. Значит, именно зеркало питало её силой! Если опоздаем, то кто знает, смогу ли я в одиночку…

— Нашла! — ну разве она не прелесть? Мэй-Мэй. А какое чутьё на предметы! Хотя, если подумать, она и сама…

Выхватив нож, я поманил Мицко, а красавица наша перевернула зеркало и положила его на пол. Тотчас же света стало ещё меньше, чем прежде. Обрамлённая металлическим ободом тьма впитывала лучи и тепло от нашего светильника. Я опять вспомнил слова из Пустого Сна и приставил лезвие к колеблющейся поверхности.

— Давай же, Мицко!

Ладони женщины, холодные и почти прозрачные, обхватили мои руки. Я нажал. Лезвие до половины погрузилось в черноту, увязло в ней… И тогда надавила Мицко. Одним резким ударом она вогнала нож по самую рукоять. Тьма изогнулась в судороге и рассыпалась осколками давно не чищеной бронзы. Нож тоже исчез. Я упал на ладони, потеряв равновесие. Но когда восстановил его, Мицко уже не было рядом. Только слабый сквознячок взвихрил слежавшуюся пыль…

— Пускай твой новый путь всегда проходит в свете, — неожиданно для себя произнёс я, немного помолчав. Убеждён, что так оно и будет! Но сначала ей придется испытать муки очищения Макаи — агонию души, обречённой помнить содеянное. Справится ли? Что предначертано ей вынести?

— Мы можем возвращаться, — наполовину спросила, наполовину предложила Мэй-Мэй. Я поднял голову. И вспомнил:

— Можем. Разрешишь задать вопрос?

— Задать — конечно, — смеясь, ответила она.

Где-то я уже это слышал…

— Почему ты носишь ханьское имя?

— Потому что так меня назвал господин, — удивилась она, будто я справлялся о чём-то очевидном.

— Тебя… — я помялся, — тебя изготовили по его заказу?

— Нет, я прошла через множество хозяев, и каждый давал мне имя. Но мы, куклы, помним только последнее. Для некоторых память — слишком тяжелый груз.

Она изящно подхватила с пола светильник и помахала мне ладошкой.

— Идёмте, господин огненный мотылёк?

И мы окунулись в сияние звёздных жемчугов Небесной Владычицы. Ненастье закончилось.

Глава 7 Память

(Третий День Земли месяца Светлой Воды, 499-ый год Алой Нити)

Центральная Столица Овара встретила нас мелким обложным дождиком и траурными лентами, изначально белоснежными, а теперь свисающими с домов, оград и арок серыми насквозь промокшими лохмотьями. Сердце исполнилось дурными предчувствиями. Непогода похитила у нас полтора дня, неужели они оказались роковыми?..

Кто-то из семейства Сына Пламени. Но кто?

Несмотря на полуденное время, народа на улицах было мало. Торговля если и велась, то вдалеке от южного въезда в город. А это означало лишь одно: кто-то скончался совсем недавно, не миновало и трёх дней. По обычаю в первые дни траура купля-продажа ограничивается единственной отведённой для этого рыночной площадью, что у Жёлтых Ворот. В иную же пору где только ни натолкнёшься на лоток с жареными лепешками или рыбой, а зазывные голоса лавочников звучат на каждом шагу, исключая внутреннюю площадь при Дворце. Последний опоясан серебристой петлёй Мидорикавы и кольцом высоких стен, под которыми сгрудились наши наделы, словно поддерживающие укрепления изнутри.

Попасть на Дворцовую Площадь можно только через огромную арку — Врата Правителя, возведённые первым императором клана Пламени четыреста девяносто девять лет назад. Он же и основал город, в память о выигранном сражении, переломном в войне Чёрной Нити. Летописи повествуют, что на берегу реки повелел первый Сын Пламени сложить тела воинов, своих и чужих, павших в той битве, засыпать сверху дровами пополам с соломой (стоял жаркий месяц Светлой Земли) и поджечь. Три дня горел великий погребальный костёр, а когда пепел развеялся по равнине, на месте том был заложен город, Овара,[31] вскоре ставший Центральной Столицей. Город, в котором родились многие поколения моих предков. Город, всегда казавшийся мне средоточием памяти о страхе, боли и смерти, поражении и победе. Мой родной город. Белое тебе к лицу, Овара!