Радужная Нить

Слуга выудил из рукава небольшой моккан[35] с ответным посланием. Хорошее настроение мигом улетучилось. Ну да, для обыденности бумаги не напасешься, а деревянная табличка — предмет многоразовый. Написал, соскоблил и написал снова. Я потарабанил по ней. Ишь, какая тонкая, в пальцах звенит. Отыграв до конца куплет разудалой песенки, услышанной вчера в исполнении Ясу, я резко выдохнул и зашвырнул моккан в угол. Содержание оказалось до отвращения скупым и предсказуемым: никто не стал бы доверять открытой поверхности сведения, не предназначенные для широкого круга лиц. Начертали бы на бумаге тонкой кисточкой, да запечатали, как приказ в Кёо — другое дело. Увы, чего и следовало ожидать: благодарим тебя, Хитэёми-но Кайдомару, за расторопность, можешь быть свободен, а дальнейшее тебя касается не больше, чем этой бамбуковой дощечки, давно отслужившей свое. Общий смысл именно таков.

— Господин мой расстроен? — участливо спросил Дзиро.

— А ты будто неграмотный? — буркнул я, придвигая к себе чашу.

— А вас будто не похвалили? — старик гладко выскобленным подбородком указал на пренебрежительно отброшенную табличку. — Может, ещё и наградят чем. А то и ранг повысят!

— Ага, сразу до двенадцатого, а тебя сделают Левым Министром, — представив нарисовавшуюся картину и то, как упрямый старикан будет наводить свои порядки, я фыркнул. — За что ранг-то повышать, за пару дзю пути? Ты как скажешь… Да и не в ранге дело, а награда — что мне награда? Хочешь, тебе отдам?

— Зачем? — опешил Дзиро.

— Вот именно, зачем! Зачем она мне? Я бы предпочёл узнать, ради чего возвращался в Южную, с какой целью вёз ханьца ко двору. Доверие — вот лучшая благодарность. А не слова, деньги да чины. — Я плеснул в лицо водой. Слуга что-то тихо произнёс, разворачивая полотенце.

— Что-что?

— Совсем, как дед, — повторил тот.

— О чём это ты? — я последний раз набрал в ладони воды, ополоснул и вытер лицо.

— Дед ваш, Кай-доно, таким же по молодости был. Всегда до сути вещей доискивался, не довольствуясь тем, что известно каждому. Таких людей, господин мой, часто ценят, да редко любят. Иногда до правды докапываться не следует или хотя бы любопытство надобно скрыть — если дозволено мне, старику, совет вам дать.

Тон его был отнюдь не просительный. Знает, прохиндей, что ему-то дозволено сначала давать советы, а потом спрашивать разрешение. Или не спрашивать вовсе. Ещё моему деду верность доказал. А кстати…

— Присядь-ка, Дзиро. Скажи мне, коли заговорил о дедушке: ты знаешь, почему он так любил священную криптомерию, которую разбило молнией?

Я указал за окно. Старик молча посмотрел мне в глаза, и в его взгляде читался утвердительный ответ. Знает.

Кратко, не вдаваясь в подробности, я пересказал свой сон. О роли юмеми и последующей с ним беседе не упоминал, да и личных переживаний не касался. Лицо старика, по мере повествования, оставалось непроницаемым, что всегда является доказательством испытываемого им волнения.

— Что ты можешь к этому добавить? — я завершил рассказ и уставился на слугу, подразумевая, что без объяснения не отпущу.

Дзиро внимательно посмотрел на меня, осознал своё положение, слегка усмехнулся и медленно заговорил, погружаясь в воспоминания более чем полувековой давности.

— Я поведаю вам о событиях, Кай-доно, — торжественно начал он, отбросив мнимую простонародность, которой, будто ветошью, любит прикрывать свою речь. — Лишь о событиях, и только о них. О том, что видел собственными глазами, и только об этом. Как истолковывать услышанное, решать вам.

Когда дед ваш, Кото-но Ринтаро, женился — был он совсем юным, и произошло это по великой обоюдной любви. Бабка ваша, Норико-доно, как вам известно, росла единственной дочерью и наследницей в семье Коя, побочной ветви дома Татибана, с которым вы столь дружны через Ясумасу-сама.

Проведя не одну ночь под этим кровом, молодой господин Ринтаро покинул отчий дом, где был третьим сыном, и вошёл в семью возлюбленной. Родителям Норико-доно и гэта[36] его не потребовались, сам попросил её руки.

Было это в четыреста тридцать восьмом году, когда молодым исполнилось по четырнадцать лет. В конце года родилось их первое дитя, мальчик, умерший вскоре после появления на свет. Но взамен боги одарили их двойней, прелестными девочками, а ещё спустя год на свет появился и вака-данна.[37] Последним же их ребенком стала ваша матушка, Сацки-химе, и тогда же, в четыреста сорок втором году я, тринадцатилетний мальчишка, поступил на службу к вашему деду.