Радужные листики

— Идти по берегу обратно, — сказал Гоша, камеры отвяжем, мотор снимем, плот вытащим подальше на берег, может ещё пригодится.

— А дальше? Переправляться как будем?

— У нас есть камеры и верёвка, которой они все перевязаны и привязаны к плоту, причём верёвка очень длинная — придумал Василий, — а камеры большие, свяжем две вместе, оставшуюся верёвку смотаем, потом двое усядутся в камеры, сделаем им из дощечек лопатки, они возьмут веревку, конец которой закрепим здесь на берегу и в узком месте реки переправятся на другой берег, загребая лопатками, течение слабое, не снесёт. Потом они закрепят верёвку на другом берегу и натянут её через реку, и один на камерах переправится обратно, держась за неё, и снова возьмёт кого–нибудь с собой, и так, пока все не окажутся на другом берегу.

— Ну, по крайней мере, одна идея у нас уже есть, — поддержал его Гоша.

Сказано — сделано. Ребята вышли на узкий участок реки, связали две тракторных камеры, и начали выбирать, кто отправится первым. Гоша должен был руководить на берегу, Василий, упустив весло, утратил доверие, оставались Глеб, как самый крепкий из них, и Саша.

— Слушай, Глеб, — с очень серьёзным видом проговорил Саша, — а тебе никак сейчас нельзя в воду.

— Это почему вдруг? — удивился Глеб.

— А ты посмотри на себя, — стал объяснять Саша, — у тебя плавки какого цвета? Правильно, красные. А кто на красный цвет реагирует? Правильно, бык. А чем сом хуже быка? Правильно, ничем. Сом — это речной бык. И как только ты в своих красных плавках окажешься в воде, то он тут же на тебя и накинется. Так что тебе никак нельзя. Придется тебе, Гоша, вместо него.

Глеб испуганно вытаращился на Сашу.

— Ничего подобного, — вступился в разговор Василий. — Я, как старый рыбак, скажу вам, что у сома зрение развито слабо, он вообще видит только силуэты, так что красные плавки или чёрные — ему всё равно. А вот обоняние у него развито очень хорошо. И если кто–то пахнет рыбой, то сом уже тут как тут.

— Да, Глеб, — подхватил и Гоша, — чего это от тебя рыбой всё воняет?

— Так утром заставили окуней чистить, бабушка собралась уху варить, — стал оправдываться мальчик.

— Ну тогда на тебя точно нападут, — заключила Катя, — и плавки у тебя красные, и рыбой ты пропах. Чего ещё желать сому на обед? Но с другой стороны, если сом схватит тебя, то до нас ему уже точно никакого дела не будет, должен наесться. Так что давай, Глебушка, плыви первым.

— Да вы что, ребята, — распереживался Глеб, — я не полезу в воду, я лучше пешком пятнадцать километров до моста пойду.

— Да ладно тебе, — улыбнулась Катя, — я же пошутила, никто тобой не собирается жертвовать, мы тебя в обиду не дадим. Давайте, я поплыву.

— Всё, Сашка, хватит подначивать, — сказал Гоша, — у тебя у самого от носков постоянно несёт. Я поплыву, я самый старший, и эту рыбу не боюсь. Всё, давайте переправляться. Глеб, привязывай верёвку.

— А я читала, — вдруг подала голос Оля, — что быки вообще не отличают красный цвет, они — дальтоники, и раздражаются они не от того, что плащ тореадора красный, а от того, что у них перед носом им размахивают.

— Вот и проверим на Бодуне, — решил Гоша, — а пока до него нужно ещё добраться.

(Надо сказать, что соседи у Гоши и Кати держали трёх коров и одного быка. Бык был весьма крупный и с несносным характером. И если бодливой корове бог рогов не даёт, то с этим быком у Создателя явно получилась промашка. Бык бодал всё, что подворачивалось под руку, то есть под рога, исключение составлял только его хозяин. По молодости бык так вообще постоянно бодал старый дуб, росший на конце их участка, но дуб был крепок и молодому задире был не по зубам, то есть не по рогам. Понабивав себе шишек и поняв, что не всё и не всех можно пободать в этом мире, бычок переключился на других. Его и звали поэтому Бодун. Уж сколько раз на него жаловались (бык был силён и частенько обрывал привязь, а после разгуливал где хотел, и творил, что хотел: то огороды перетопчет, то изгородь поломает, то с собакой подерётся, а то и раз за дядей Сеней припустил, тот еле успел в сарай заскочить и просидел там потом, бедный, целый час, пока быку не надоело его дожидаться, и тот не отправился восвояси; один раз даже полицию к нему вызывали, это когда он с автолавкой подрался), уж сколько раз его грозились пустить на мясо, но высшие силы быка хранили. Единственное, что хозяин смог сделать, так это, отправляя быка пастись на луг, сажал его теперь на цепь, прикреплённую к железному штырю, вбитому на два метра в землю, да еще и забетонированному на полметра. Сколько бык ни дёргался, освободиться от оков больше не удавалось.)